Сватовство по ошибке

Миллер Надин

Глаза Тристана превратились в серебряные льдинки, а сжатые от гнева губы – в лезвие кинжала.

– Вам нечего бояться, мадемуазель. Рядом со мной вы в такой же безопасности, как и в одном из ваших папистских монастырей. Вы должны понимать, что если бы я считал вас хоть в малейшей степени соблазнительной, то наверняка воспользовался бы случаем вчера в сарае… когда вы бросились мне на шею посреди ночи. Но, видите ли, желание во мне способны пробудить только женщины с горячей кровью и горячим сердцем. Моя развратность, как вы изволили выразиться, не простирается на костлявых, жеманных девиц со змеиным

жалом вместо языка.

Мэдди чувствовала себя так, словно ее хлестнули по лицу. Ей отчаянно хотелось бросить ему в ответ что-нибудь столь же обидное и унизительное. Но прежде чем подходящие слова пришли ей на ум, в дверь постучали, и раздался голос:

– Ваш ужин, святой отец! И горячая вода!

Мэдди инстинктивно отступила в глубь комнатушки, когда Тристан потянулся к ручке двери. На пороге стояла та самая пухленькая служанка с подносом в руках, а рядом с ней – мальчишка-прислужник с двумя льняными полотенцами и тазом воды, от которого поднимался горячий пар.

Служанка нерешительно улыбнулась:

– Рагу уже кончилось. Когда вы меня напугали там, внизу, я рассыпала последнее, что было. Понимаете, эти головорезы прожорливы как свиньи… Но не расстраивайтесь, святой отец! Вам с вашим спутником не придется ложиться спать голодными! Я кое-что для вас разыскала. – Служанка вручила Тристану поднос. – Возьмите. Здесь хлеб и сыр.

Утро, наконец, забрезжившее после долгой ночи, было холодным и бледным, как улыбка сборщика налогов. Сквозь полуопущенные ресницы Мэдди глядела, как серый свет сочится через грязное стекло узкого окошка. Этой ночью она плохо спала, хотя кровать была предоставлена ей в безраздельное пользование. Накануне, молча расправившись с ужином, Тристан завернулся в дорожное одеяло, улегся на полу, подложив под голову сумку, и закрыл глаза.

Еще долгое время после того, как погас дымный огарок, Мэдди лежала, глядя в темноту, и вспоминала оскорбительные слова своего спутника: “Костлявая жеманная девица со змеиным жалом вместо языка”.

Она старалась убедить себя, что обижаться тут ровным счетом не на что. Ведь Тристан говорил в порыве гнева… и она сама вызвала эту вспышку. Однако Мэдди казалось, что именно в этих словах правды было значительно больше, чем желания оскорбить ее. Она понимала, что грудь у нее и впрямь далеко не такая пышная, как хотелось бы. Но… змеиное жало?! Если и это было правдой, то часть вины, без сомнения, можно переложить на мсье Тибальта, которому каким-то чудом удавалось пробуждать в Мадлен Харкур все ее самые неприятные качества.

Вспоминая свои вчерашние мысли и сонно оглядывая еще полутемную каморку, Мэдди увидела, что Тристан пошевелился… затем потянулся, зевнул… поднялся с пола, с трудом шевеля затекшими ногами, и свернул одеяло. Порывшись в сумке, он достал бритву, которой снабдил его слуга отца Бертрана. Обнаружив в умывальном тазу остатки воды и кусок мыла, Тристан принялся неторопливо бриться перед треснувшим зеркалом, которое висело на стене над ящиком-столом.

Мэдди еще никогда не видела мужчину за подобным занятием. Ее дед был слишком благовоспитанным и чопорным, чтобы допустить женщину к своему личному туалету. Даже после того как он слег от болезни, он всегда требовал, чтобы Мэдди выходила из комнаты, когда слуга купал и брил его.

Словно

зачарованная, Мадлен следила за движениями руки Тристана. Черная щетина, в последние два дня скрывавшая четкие черты его лица, исчезала, как по волшебству. Даже в тусклом рассветном свете Мэдди могла оценить, насколько красив он без бороды, и не удержалась от мысленного вопроса, сколько еще женщин, кроме вчерашней глупенькой служанки, не смогли устоять перед этой красотой. И при этой мысли ее охватило странное чувство – совершенно неподобающее, по ее мнению, благовоспитанной девушке.

Покончив с бритьем, Тристан упаковал сумку, подобрал с пола одеяло и подошел к постели своей спутницы. Мэдди притворилась спящей, не желая в этот момент встречаться взглядом с его светлыми проницательными глазами: слишком велик был риск, что англичанин заметит, в какое смущение привело ее это интимное зрелище. Спустя мгновение девушка услышала, как Тристан тихонько выскользнул из комнаты и притворил за собой дверь.

Мэдди тут же села на постели. Куда он пошел? Ее охватили запоздалые сожаления: уж лучше бы она нашла в себе смелость взглянуть ему в лицо и спросить, куда он собрался. Она торопливо сунула ноги в башмаки, поднялась, плеснула себе в лицо остатками холодной воды и пригладила пальцами короткие кудрявые волосы. Мсье Тибальт был совершенно невыносим, но стоило ему исчезнуть из виду, как Мэдди начинало казаться, что она осталась в этом мире одна-одинешенька.

Осторожно заглянув в обеденный зал, она убедилась, что Тристана там нет. В зале оказалась только та самая пухленькая служанка, суетливо убиравшая следы бурной ночи. В тот момент, когда Мэдди просунула голову в дверь, служанка как раз пыталась оттереть кровавое пятно с половицы.

– Мужчины! – фыркнула служанка, смерив презрительным взглядом “крестьянского мальчика”. – Все вы одинаковы! Пьяные свиньи! Сначала кидаются друг на друга, как бешеные быки, а потом уползают дрыхнуть, а женщине приходится после них чистить и скрести! На вашем месте, юноша, я бы следовала примеру святого отца и держалась бы подальше от таких заварушек, как вчерашняя.

Мэдди рассмеялась:

– Разумеется. Я и так намереваюсь идти по его стопам, – проговорила она, старательно изменив голос, чтобы не выдать себя.

– Что ж, тогда вам надо поторапливаться, – отозвалась служанка, по-видимому, истолковав эти слова буквально. – Он только что постучался на кухню, заказал кружку кофе, а потом уехал в этом маленьком черном экипаже.

У Мэдди сердце ушло в пятки.

– Он уехал из гостиницы?

– Да. Помахал мне рукой на прощание и послал воздушный поцелуй. – Служанка вздохнула. – Какая досада, что он священник!

Схватившись за спинку ближайшего стула, чтобы не упасть, Мэдди вспомнила, в какую ярость пришел Тристан, когда она назвала его развратником, и как жестоко затем он описал ее непривлекательность. В тот момент он действительно кипел гневом… Но кто бы мог подумать, что этот англичанин настолько мстителен, что бросит ее на следующее утро в этой гостинице без единого су! И что этот бессердечный негодяй скажет ее отцу, когда вернется в Лондон? Впрочем, Мэдди не сомневалась, что он без труда придумает какую-нибудь правдоподобную басню. Он уже зарекомендовал себя изворотливым лжецом.