Свечи
Шрифт:
Андрей и Наташа стояли у стола и молча смотрели на остатки прибора.
– Да брось ты в этом хламе ковыряться, – нарушила тишину Наташа. – Неужели ты веришь в эти сказки?
– Ты так говоришь, будто этот прибор нам снится. Вот он – можешь понюхать, пощупать, попробовать на вкус.
– Мало ли, какой хлам валялся в гараже? Вовкин дед уже ни один год, как умер.
– А вот это, – Андрей указал на чудом уцелевший уголок печатной платы. – Видишь штамп? Тут и год, и месяц, и число.
– Ты хочешь сказать, что…
– Эта плата
– Неужели Володьке это не приснилось?
– Причём тут Володька? Ты своим глазам веришь?
– Верю.
– Тогда как ты объяснишь, что Александр в то время, как находился в госпитале, вместе с Машей одновременно был в гараже.
Наташа закрыла кулачками рот и испуганно посмотрела на Андрея.
– Вспомни теперь спор Александра с философом. Информационное поле, истинная реальность и во сне и наяву. Тебе этого мало?
– Ты думаешь, Александру удалось создать квантовый генератор?
– Я просто в этом уверен.
– Но зачем он тебе? Ты же не фанатик, как он?
– Путешествовать во времени, появляться в любой точке света и исчезать из этой точки посредством одного только желания. Тебе мало?
У Наташи задрожали руки.
– Это же миллионы, миллиарды…
Андрей не дал договорить.
– Нет, не миллионы и не миллиарды, а гораздо больше!
Больной закрыл глаза. Сестра опустила свою руку на лоб Александра и прошептала ему на ухо:
– Сделай вид, что ты спишь. Поговорим на первом уровне.
Сестра встала и вышла из палаты. Александр повернулся на правый бок и уснул.
Однако, если в нулевом секторе сон вторгался в жизнь любого существа, то в первом секторе такого понятия, как сон, совсем не существовало. Стоило только появиться Александру и Маше, как на них набросились Ричард и Джон.
– Вы сделали свои анализы? – спросил Ричард, не дав молодым людям даже опомниться.
– В первом секторе сейчас поздний вечер, ничего не работает, – попробовала объяснить Маша.
– Ты всё позабыл, – пришёл на помощь Джон. – Вспомни, ночью там всё переходит в половинный уровень.
– То есть, между нулевым уровнем и первым существует ещё один подуровень? – спросил Александр.
– Конечно, – подтвердил Ричард. – Что касается половинного уровня, то мы можем ходить туда сколько угодно раз, а вот со вторым уровнем пока ничего не получается.
– А может быть, потому и не получается, что между первым уровнем и вторым существует такой же подуровень? Назовём его полуторным.
– Боже мой! – воскликнул Ричард. – Почему же я раньше не догадался? – столько времени и всё впустую!
Далее Ричард с Александром углубились в такие непонятные теории, что ни Джону, ни Маше не было никакой возможности понять их.
– Он одержим идеей найти путь во второй уровень, – кивнула Маша в сторону Ричарда.
– Его сожгли
– А кому доказывать?
– В том то и дело, что некому. Те, кто его сжёг, давным-давно находятся на уровне гораздо более низком, чем нулевой.
– Александр тоже хочет доказать свою правоту.
– А стоит ли? Их, наверное, тоже давно нет.
– Отчего же? – удивилась Маша. – Живы, здоровы и прекрасно себя чувствуют.
Джон вдруг хитро улыбнулся.
– Значит, у вас сейчас ночь? – спросил он.
– Да, все спят.
– Я в том смысле, что они находятся на половинном уровне, где мы с тобой можем их навестить. Наши друзья наверняка нескоро закончат свои научные разговоры.
– А куда мы пойдём? – спросила Маша.
– Не знаю. Это тебе виднее.
– Давай навестим философа, – предложила Маша.
– Давай. Ничего страшного, если я пойду в таком виде? – Джон показал на свои римские одежды.
– А что, очень даже оригинально.
– А ты в чём пойдёшь?
– А я ни в чём не пойду, – засмеялась Маша.
– То есть, как это ни в чём? Разве у вас так ходят?
– Во сне – ходят. Хочу посмотреть на то, как он после такого сна будет смотреть на меня в институте.
Преподаватель марксистско-ленинской философии Пётр Петрович Фролов был человеком очень строгих правил. Заметив, к примеру, на пляже девушку, открывшую для загара тела чуть больше, чем было, по мнению Петра Петровича, положено, он плевался, оскорблял её всякими словами и уходил подальше, чтобы глаза не видели этого форменного безобразия. К сексуальным отношениям между мужчиной и женщиной он вообще относился, как к атавизму. Философ считал, что природа, поставив человека на самую вершину развития, просто обязана была предусмотреть другой способ размножения, нежели тот, которым пользуются практически все животные. Поэтому, Пётр Петрович подавлял в себе любые желания подобного рода, считая их низменными и, естественно, полагал проявления подобных чувств ниже собственного достоинства. Даже исполняя свой супружеский долг, он делал это с чувством омерзения и раздражения.
Однако что бы ни считал Пётр Петрович, а природу перехитрить нельзя. И если мужской организм не выполнял то, что ему положено наяву, он всё компенсировал во сне. В этом случае философ ничего не имел против. Это ведь не он поступал так гнусно и мерзко, это природа, явно недостойная такой личности, как он, творила свои бесстыжие делишки. И он, человек с большой буквы, принимал эти делишки, потому что спал, и не мог себя контролировать, а, стало быть, и не имел ко всему этому ни малейшего отношения. А делишки эти Петру Петровичу нравились. Он ждал этих снов и часто вспоминал их наяву, приукрасив и без того великолепные чувства своей фантазией. К сожалению, с каждым годом этих снов становилось всё меньше и меньше.