Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции

Хэнкок Грэм

Что поставлено на карту

Совершенно очевидно, что искусство и религия являются самыми ценными культурными учреждениями человечества. Именно они легли в основу наиболее значимых добродетелей и наиболее важных достижений за всю историю нашего вида. Но если Льюис-Вильямс прав в своих предположениях, нам придется по-новому взглянуть на проблему происхождения этих учреждений. Получается, что возникновение их ни в коей мере не было обусловлено теми человеческими качествами, которые мы так ценим в двадцать первом веке. Я имею в виду рассудок, умение логически мыслить, восприимчивость к природе, а также сознательное творчество. Напротив, и религия, и искусство были дарованы нам — как некие тайные и незримые силы — той внутренней реальностью, против которой так решительно ополчилось все современное общество. Я имею в виду реальность измененных

состояний сознания, в которую легче всего можно проникнуть (и это касается как нас, так и наших предков) с помощью различных галлюциногенов.

Иными словами, если Льюис-Вильямс прав, то нам рано или поздно придется задаться вопросом, насколько разумно мы поступаем, пытаясь подавить любые попытки исследовать наше сознание с помощью тех шаманских методов, которые и привели в свое время к зарождению религии и искусства. Западные люди привыкли рассуждать об экономических и демократических свободах, высокомерно ставя свое общество в пример остальным. Однако нам стоило бы остановиться и поразмыслить. О какой свободе может идти речь, если сами мы не имеем права распоряжаться своим собственным сознанием? А ведь это право было неотъемлемым для наших предков. И какую "свободу" мы можем предложить другим, если сами решительно отказываемся от возможности, и поныне гарантированной любому крестьянину или охотнику, пьющему аяуаску в джунглях Амазонки — а именно, от возможности свободно исследовать загадочные глубины нашего сознания?

Как не стать жертвой академической травли

Льюис-Вильямс и Доусон называют свою статью от 1988 года не более чем "скромной попыткой изучения ментальных образов эпохи палеолита" [492] . И я, и все те ученые высшей категории, которые успели публично объявить о своей приверженности нейропсихологической теории, ничуть не сомневаемся в том, что авторы прекрасно справились со своей задачей. И мы действительно можем предположить, что по крайней мере один — весьма значительный — компонент пещерного искусства… берет свое начало в измененных состояниях сознания и что многие "знаки" отражают энтоптические феномены на разных стадиях преображения [493] .

Ibid, p. 202.

Ibid, p. 213.

Уже одно это можно назвать подлинным прорывом в изучении пещерного искусства. Впервые, благодаря инициативе Льюиса-Вильямса, а также его умению нестандартно мыслить, мы получили в свое распоряжение убедительную, многообещающую и хорошо продуманную теорию, и в самом деле позволяющую объяснить феномен европейского искусства эпохи палеолита. В отличие от авторов прежних, не оправдавших себя концепций, создатель новой теории смог избежать упрощенных этнографических аналогий (невзирая на некоторые заманчивые сходства в образе жизни бушменов сан и первобытных европейцев эпохи палеолита). Взамен того южноафриканский ученый сосредоточился исключительно на сфере восприятия, связанной с универсальной психологической способностью всех людей. Наконец, Льюис-Вильямс решительно отверг прежние идеи, базировавшиеся на сомнительном количественном анализе и субъективных "ощущениях", призванных прояснить стилистические особенности и значение отдельных образов.

Отказавшись от тех излюбленных и мало к чему обязывающих тем, на которых было сконцентрировано прежде внимание археологов, Льюис-Вильямс создал первую — и в самом деле поддающуюся проверке — теорию пещерного искусства. Иными словами, ее можно либо опровергнуть, либо подтвердить благодаря дальнейшим исследованиям в этой сфере. Наконец, эта теория уже доказала свою интерпретационную силу на примере анализа тех систем наскальной живописи, которые отделены друг от друга как временными, так и пространственными границами.

Новые идеи очень часто раздражают тех, чья карьера целиком и полностью зависит от существования прежних концепций. И потому я ничуть не удивился, узнав, что работа Льюиса-Вильямса с самого начала подверглась яростным нападкам целой группы ученых. И в этом отношении его можно уподобить испанскому археологу-любителю Марселино де Саутуоле, который первым поведал миру истину о прекрасных росписях Альтамиры. Мы уже говорили в шестой главе о том, что в результате нападок и оскорблений со стороны тех ученых, которые считались безусловными авторитетами в сфере изучения первобытного искусства, доброе имя Саутуолы было окончательно

погублено, а дни его жизни значительно сокращены. И тут уже не было разницы, что прав был именно Саутуола, поскольку его оппоненты поставили во главу угла не истину, но свой научный авторитет, так что единственным ученым, поддержавшим испанского археолога-любителя, стал профессор Виланова-и-Пиера из Мадридского университета [494] .

Смотри главу шестую.

И все же, невзирая на враждебность, которую он вызвал среди целого ряда консервативных ученых, я готов утверждать, что Дэвиду Льюису-Вильямсу не грозит участь несчастного Саутуолы.

И разница здесь заключается прежде всего в научной репутации. Санц де Саутуола не был профессиональным археологом. А это значило, что высокомерное академическое сообщество просто не желало принимать его всерьез. Напротив того, Льюис-Вильямс, основавший в свое время Институт изучения наскальных росписей при университете Витвотерсрэнда, является профессором археологии с сорокалетним опытом работы в этой области. И заслуги его в изучении наскальной живописи давно признаны международным сообществом [495] . Благодаря этим заслугам, а также целому списку опубликованных работ, Льюис-Вильямс с полным правом может считаться одной из ведущих мировых фигур в сфере изучения первобытного искусства, и уже поэтому его идеи заслуживают особого внимания.

После ухода его из университета в 2003 году — заслуженный профессор в отставке.

Во-вторых, нельзя забывать и о здравом смысле — том основополагающем чувстве, которое присуще большинству людей. Ведь до тех пор, пока не началась спровоцированная академиками травля, большинство визитеров, посещавших Альтамиру, разделяли убеждение Саутуолы в том, что прекрасные росписи, нанесенные на стены и потолки пещеры, и в самом деле являются очень древними. Но в конце концов они позволили таким авторитетам, как Картальяк и Мортийе, убедить себя в обратном, хотя последние даже не видели этих рисунков. И после этого об Альтамире забыли вплоть до 1902 года, когда тем же самым ученым волей-неволей пришлось признать правоту Саутуолы.

Так и сегодня фактор здравого смысла свидетельствует в пользу теории Льюиса-Вильямса и всех его идей, касающихся древнего шаманизма, пещер, нейропсихологии, доисторического искусства и его удивительного сходства с другими системами наскальной живописи. И прежде всего это касается здравого смысла тех людей, которые в тот или иной момент своей жизни принимали галлюциногенные препараты, на собственном опыте приобщившись к загадочным мирам геометрических узоров, видений и необычных ощущений. И сегодня, когда академический диктат не только ограничивает наш здравый смысл, но и просто противоречит ему, мы все чаще склоняемся к тому, чтобы следовать собственным путем, не оглядываясь на мнения и авторитеты.

В-третьих, существует проблема политического лобби. В частности, все несчастья Санца де Саутуолы проистекали из того, что никто из экспертов, помимо Вилановы-и-Пиеры, не желал оказать ему поддержки. Напротив того, теория Льюиса-Вильямса обрела значительную популярность, невзирая на все нападки его противников. И объясняется это главным образом тем, что он может рассчитывать на активную поддержку нескольких десятков ведущих исследователей.

Одним из них является Жан Клотт, которого на сегодняшний день можно с полным правом назвать главным французским специалистом в сфере исследования пещерной живописи. И это отнюдь не пустяк, поскольку и сегодня, как и в девятнадцатом столетии, французская школа по-прежнему играет ведущую роль в изучении доисторического искусства. В 1996 году, посетив вместе с Льюисом — Вильямсом несколько дюжин европейских пещер, Жан Клотт смог воочию убедиться в том, что теория южноафриканского ученого применима в том числе и к европейскому искусству эпохи палеолита. И это настолько вдохновило французского эксперта, что в скором времени они с Льюисом-Вильямсом выпустили книгу под названием Шаманы Древней истории, которая стремительно завоевала авторитет в научном мире [496] .

Jean Clottes and David Lewis-Williams, Sbamans of Prehistory): Trance and Magic in the Painted Caves, Harry N. Abrams, New York, 1998.