Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11
Шрифт:
Те, кто найдут это множество захороненных посланий, возможно, не смогут прочитать их, но поймут, что они представляют собой некие знаки. Наше эволюционное наследство — определенная предрасположенность к виденью образных значений: к примеру, мы группируем в сознании предметы, если они обведены линией. Мы четко определяем края и выделяем фигуры из общей картины. И с такой же легкостью расчленяем большие объемы информации на меньшие кусочки.
Символы должны отвечать этой нашей способности. На протяжении тысячелетий людям нравятся истории с продолжением. 11 500 лет назад с наскальных росписей Левантины в Испании начался настоящий
Похожие упрощенные рисунки сегодня могут изображать схематические фигурки людей, закапывающих контейнеры с отходами, в то время, как остальные держатся на расстоянии.
На других рисунках можно изобразить людей, которые раскапывают или бурят площадку, фонтан грунтовых вод, а затем искривленные фигурки падающих на землю людей, и, наконец, сцену похорон.
История должна развиваться по-разному, где возможно напоминая великие древние мифы. Гобелены Байо во Франции, японский свиток «Вторжение Монголов», и повествование в картинках индейцев лакота-сиу «Битва на Скользкой Траве» (которую мы знаем как «Последний Оплот Кастера») — все они черпают свою выразительную силу в последовательности образов.
Былинное повествование само по себе очень сильно связывает различные эпохи. Почему бы не использовать местную традицию, чтобы донести наше послание? В конце концов, «Илиада» и «Одиссея» Гомера дошли до нас через тысячелетия как устно передаваемые истории. Даже будучи записаны в шестом веке до н. э., они подвергались изменениям еще много веков. Великая сага, которая должна придать проекту «Пилот» мифический статус, может выжить так же долго.
Но, разумеется, никто не в силах в достаточной мере надежно упорядочить миф. Даже если он выживет, пересказываемый вновь и вновь, развиваясь, он может потерять своё предупреждающее значение. Опыт показывает, что записанные устные предания перестают быть великими сказаниями. Книги заставляют исчезнуть рассказчиков.
Так что нам остается история в картинках. И хотя образ может стоить тысячи слов, не всегда сразу понятно каких именно. Прямо в нашем столетии свастика из положительного религиозного символа Индии превратилась в ненавистную нацистскую эмблему. Нам хочется, перекричав тысячелетия, сообщить будущим поколениям: «яд — радиоактивные материалы — не приближаться».
Наиболее распространенным символом, обозначающим радиоактивные материалы, является для нас изображение атома урана в виде трех эллипсов, имеющих общий геометрический центр. Но он лишь описателен и ни о чем не предупреждает. Некоторые думают, что это изображение солнечной системы.
Символ «радиация» международен: «трилистник» из черного кружка с тремя усеченными конусами вокруг. Но это не картинка, а лишь искусственный образ, и он никак не связан с радиацией. Некоторые видят в нем цветок или японский мон — герб клана. Один член нашей команды сострил: «Мм, зачем это им было закапывать все эти винты подводных лодок?»
Череп и скрещенные кости относятся ко временам средневековых алхимиков, видевших в этом символе череп и кости Адама, обещающие воскрешение. Лишь позже так стали обозначать яды, и хотя это изображение международно, оно имеет свои недостатки. Когда с трехлетними малышами провели опыт, показав им этот символ, они сразу же закричали: «Пираты!»
Хотя в образе отделенных от тела голов заложен какой-то первичный ужас. Стив Харрис, физик-исследователь из Калифорнийского университета, заметил мне, что мотив черепа вызывает примитивный страх, подобный боязни змей. Обезьяны всегда возбуждаются при виде отрезанных обезьяньих голов или других частей тела. Это понятно в рамках эволюции, потому что хищники, охотящиеся на приматов, часто оставляют за собой такие «знаки». Людям также свойственен подобный страх. (На самом деле я убежден, что «Озимандии» Шелли черпают часть своей силы в огромном образе отделенной от тела головы).
Даже если ни один символ не просуществует десять тысяч лет, возможно, поможет их совокупность. «Мистер Фу», недавно принятое обозначение ядов, выглядит как Счастливое личико, с оскалом вместо улыбки, глазами навыкате и высунутым языком. Совместить его можно, скажем, с перечеркнутым кругом и другими зачеркнутыми картинками.
Но что зачеркивать? Буровую установку легко перепутать с нашим Знаком. Пиктограмма копающего человечка не подходит, потому что на самом деле никто не сможет добраться до захоронения подобным образом.
Большую проблему представляет то, что для проявления воздействия радиации требуется долгое время. Один из способов передать эту информацию — составить рассказ в картинках, начинающийся с образа ребенка, нашедшего захоронение, представленное, скажем, трилистником. Затем панель, где радиоактивный символ изображен уже на груди фигурки, вокруг которой выросли молодые низкие деревца. На следующей панели деревья выросли, а ребенок стал взрослым, который лежит на земле, оскалившись, болезненно скорчившись. Просто, доходчиво — Смотри, Дик, Беги От Радиоактивной Смерти.
Это может помочь передать послание даже после того, как всякая языковая связь с нами будет утеряна потомками. Несколько историков, возможно, будут в состоянии расшифровать надписи, но кочевые разбойники вряд ли обратятся за помощью в университет.
Некоторые члены группы считали, что, будучи негармоничными, монументы, чтобы нести свое основное угрожающее послание, должны быть эстетически выдержаны. «Прекрасное сохраняется, а уродливое исчезает», — сказал один из них. Пирамиды выжили, возможно, и потому, что поражают воображение, — они единственное из древних чудес света, дожившее до наших дней, — такая же мощь может оказаться полезной и для Знаков Проекта «Пилот». «Дар нашего века будущему», — предположил другой. Еще один предложил поручить художникам создание крупномасштабной природной скульптуры.
Но мне кажется, что здесь кроется беда. То же показалось и другому члену нашей группы, Джону Ломбергу, разрабатывавшему вместе с Карлом Саганом некоторые из межпланетных диаграмм, погруженных на борт «Вояджера». «Даже если нам кажется, что эти строения некрасивы. — сказал Джон, — откуда известно, что их не примут в будущем за произведения искусства?»
Искусство часто двусмысленно. В качестве универсального языка оно мало что говорит о намерениях художника. Наскальные изображения животных не объясняют причины их создания. Изобразительное искусство справляется с этим лучше, чем символическое, но все дизайны Знаков довольно символичны, как и вся крупномасштабная скульптура. Вспомните, как часто зрители подолгу пытаются разгадать намерения абстрактных художников.