Сверхновая. F&SF, 2007 № 39-40 (выборочно)
Шрифт:
Я догадывалась, что она тяготится моим присутствием. Это было что-то личное, а она вообще была независимым человеком. Но мне была нестерпима мысль о том, что она останется одна. Я взялась за другой конец одеяла и пошла за ней.
Два часа мы копали яму, в которой похоронили Сибоя. Элизабет выбрала место в самом дальнем углу двора, под огромным старым платаном. Когда все было кончено, уже стояла кромешная тьма. Мои пальцы одеревенели от того, что пришлось долго держать
— Зайдем в дом, — предложила Элизабет, выпрямившись и отряхнув землю с джинсов. — Я приготовлю кофе.
До чего же уютно было на кухне с полками из светлого дуба, красными столешницами и выложенным плитками полом. Тепло начало разливаться по телу. Дневные события казались неправдоподобными и меркли перед обычными запахами свежесваренного кофе и лимонного средства для мытья посуды. Казалось, и Сибой сейчас придет и ляжет на свое место на голубом тканом коврике под раковиной.
Элизабет налила две кружки кофе, вручила мне одну и села рядом. Она, похоже, не могла успокоиться. И все смотрела на поводки и ошейники, аккуратно развешанные у двери. Наконец встала, прошла в дальнюю комнату и вернулась с большой коробкой, куда сложила все ошейники с вешалки, на которой было выгравировано имя Сибоя.
— Элизабет, — начала я, но она уже вышла. Я проследовала за ней в кабинет, где она открыла дверцы секретера. С величайшей осторожностью и нежностью она вынула вымпелы Сибоя, его грамоты, кубки и две медали.
— Не обязательно делать это сейчас, — сказала я, снова подумав, что надо было уйти.
— Нет, — возразила она, — сейчас. Она прошла на кухню за скотчем, положила его на коробку и понесла ее на чердак. Я оглядела кабинет, закрыла дверцы секретера, которые она оставила открытыми и, поскольку не знала, что еще сделать, пошла за ней.
Я застала Элизабет, стоящую на коленях перед коробкой, которую она пыталась заклеить. Она плакала, то и дело зло смахивая слезы.
— Давайте я помогу, — предложила я, опускаясь рядом с ней. Я держала створки коробки, пока она их склеивала. Она наложила скотч два раза крест-накрест, потом три раза обмотала коробку вокруг, заклеивая каждый шов, пока не кончился моток. Затем села на пятки и стала смотреть на нее, ничего не говоря.
— Не…, — начала я.
Она бросила пустую катушку через всю комнату. Катушка упала в старое корыто, и, похоже, этот звук испугал Элизабет. Она поднялась на ноги.
— Почему он это сделал? — она начала ходить из угла в угол: десять шагов туда — десять обратно. — Почему?
— Я не…..
Она повернулась и посмотрела на меня:
— Не было никакого повода.
Я оперлась на перила и встала.
— Примерно так с ним и поступили в прошлый раз, — подтвердила я.
Она опять остановилась:
— В прошлый раз?
Я смахнула пыль с одного из чемоданов своим носовым платком и села:
— Значит, это было прежде, чем вы сюда переехали. Он застрелил кота Дональдов стрелой из лука. И сказал, что это вышло случайно. Его оштрафовали на пятьсот долларов за жестокое обращение с животными и обязали выплатить Дональдам сто долларов для покупки другого кота, этим все и ограничилось. А недавно утонул пудель миссис О’Шейн. Мы не могли доказать, что это его рук дело, но…..
Элизабет возмутилась:
— Почему вы позволяете ему?
— Позволяем? Да мы ничего не можем сделать. Что мы можем? Мы вызываем полицию. Я всегда первая звоню в полицию, когда что-нибудь случается.
Я уже начала задыхаться и обрадовалась, когда Элизабет отвернулась и принялась ставить коробки одна на другую, чтобы освободить место для новой. Раньше у нас не возникало никаких разногласий, но нужно отдать ей должное — её утрата была слишком тяжела. Все, кроме неё, знали, как опасно держать животных по соседству с Петерсоном.
— Взгляните, — сказала она через минуту, пока я раздумывала, уйти мне или попытаться вновь с ней заговорить. Я увидела маленькую коробку с крышкой. Подойдя к чемодану, она поставила на него коробку и сняла крышку.
— Это принадлежало моей матери. Я и забыла, что все это здесь, наверху, — она вытащила маленький хрустальный шар и сдунула с него пыль. Тот сразу будто засветился, но она положила его назад, и я решила, что это был всего лишь отсвет от пыльной голой лампочки, висевшей над нами. Она вынула колоду карт.
— Карты Таро, — произнесла она и стала вынимать другие предметы, один за другим. — Руны. Китайская книга предсказаний. — Она вытащила, по крайней мере, дюжину предметов из маленькой коробочки.
— Знаете, моя мать верила во все это. На дружеских вечеринках она диагностировала по ауре и разговаривала с духами, — в голосе Элизабет послышалась нежность, и мне это показалось очень странным. Для такого человека, как она, сухого и расчетливого, карты Таро, ауры и хрустальные шары не должны были представлять интереса.