Сверху и снизу
Шрифт:
— Нора! — Лицо Яна мгновенно освещает улыбка, полные губы расплываются, обнажая ряд правильных и безукоризнен но белых зубов, — Я думал, тебя нет дома. Почему ты не отвечала?
В одной руке у него стопка книг, в другой — портфель. Он ставит все это на стол и подходит, чтобы меня поцеловать. Я чувствую внутри тяжесть, словно то, что я испытывала к этому человеку, мгновенно закостенело. Чтобы не отстраниться от него, мне приходится сделать над собой усилие.
Ян бросает на меня удивленный взгляд.
— Что-то случилось? — спрашивает он, и тут я действительно отстраняюсь и обхожу вокруг стола, чтобы между нами образовалось хоть какое-то препятствие.
— Ты был знаком с Фрэнни!
Я внимательно наблюдаю за ним. На лице
Вздохнув, Ян кладет руки на спинку стула и, опустив голову, смотрит в никуда, а затем поднимает взгляд на меня.
— Я хотел тебе в этом признаться, — тихо звучит его голос, — и не собирался ничего от тебя утаивать, но когда она умерла, ты была так расстроена, что я решил немного повременить. Даже через несколько недель ты казалась очень незащищенной, малейший дискомфорт мог тебе повредить. Я не решился тогда сказать тебе об этом — думал отложить до тех пор, пока ты не станешь сильнее. А потом недели превратились в месяцы, и подходящий момент был упущен. В результате я стал оправдывать свой обман: о нас с Фрэнни никто не знает, если же я тебе расскажу, то ничего хорошего из этого не получится. Моя встреча с твоей сестрой стала казаться мне нереальной, словно я и не спал с ней вовсе. И все-таки мне было стыдно за то, что я так с ней обошелся, но у меня просто не нашлось сил, чтобы тебе об этом сказать.
Я все еще стою за столом и не могу произнести ни слова. Итак, Ян был знаком с Фрэнни. Я слышала его слова, видела выражение его лица, но до последнего момента все же ждала, что он будет это отрицать, даже надеялась на это. Я не хотела и не хочу верить, что М. сказал мне правду, но теперь придется.
— Как ты об этом узнала? — спрашивает он.
Я смеюсь — тихим, горьким смехом. Ян знает М. как Филиппа Эллиса и до сих пор не подозревает, что я трахаюсь с ним.
— Дневник. Это все ее дневник. Она писала, что встретила кого-то на одной вечеринке, на которую я ее пригласила, только не сказала кого. Репортер из «Пчелы». Помню, я все гадала, кто мог с ней переспать. Толстяк, который работает на полставки в отделе спорта? Один из новых ребят из отдела городских событий? А может, он повесил ей лапшу на уши и вовсе не репортер: просто работает в отделе распространения или в отделе подписки. Подозревать тебя мне сначала даже в голову не приходило. — Я пожимаю плечами и холодно добавляю: — Случайная догадка. Возможно, если бы я так тебе не доверяла, то скорее сложила бы два и два.
Ян морщится, но не отводит глаз.
— Мы встречались только один раз, Нора, клянусь. Знаю, мне нет оправдания, но это была ошибка. Пожалуйста, прости меня.
Я вижу в его глазах сожаление и хочу верить ему, но не знаю, смогу ли.
— Что ж, продолжай. — Мне необходимо узнать, что он еще скажет.
Ян смотрит на свои руки, нервно сжатые, как у испуганного ребенка, потом опускает их.
— После вечеринки и после того, как я с ней переспал, она звонила мне пять или шесть раз. Она была… настойчива. Я думаю, Фрэнни считала, что если я узнаю ее поближе, то она мне понравится. Я должен был с самого начала сказать ей всю правду — что я не был в ней романтически заинтересован, — но не смог. Я знал, как трудно давались ей эти звонки, знал, что это акт отчаяния, и сказать ей правду казалось мне слишком жестоким. Поэтому я позволял ей звонить, каждый раз придумывая предлоги, по которым не мог с ней увидеться. Это было неудобно для нас обоих, и в конце концов я предложил ей традиционное — «давай останемся друзьями». Она сразу же перестала звонить. Я почувствовал облегчение и в то же время некоторые угрызения совести, так как неправильно себя повел с самого первого момента нашей встречи. Больше я о ней не слышал, пока не прочитал в газетах о ее смерти. Тогда я почувствовал себя еще хуже.
Некоторое время я молчу. Итак, Фрэнни преследовала Яна. Чтобы привлечь ее внимание, она звонила ему с полдесятка раз. В своем дневнике — несомненно, чувствуя себя униженной — она написала, что звонила ему лишь однажды. Не могу себе представить, что значит охотиться за мужчиной и постоянно ему названивать, когда он явно не проявляет к тебе интереса. Я чувствую ее боль и испытываю жалость к ней.
— Правильно ли я поняла: ты молчал насчет Фрэнни только потому, что упустил некий магический момент, так? А потом влюбился в меня и уже не мог в этом признаться.
— Мне было стыдно, Нора. Я отнюдь не гордился тем фактом, что переспал с ней, не отвечая на ее привязанность.
Выражение боли на его лице заставляет меня замолчать. Я хочу верить тому, что он мне говорит, но, кажется, это мне не удается. Ни в том, что касается его, ни в том, что касается М.
— Что ты делал в день, когда ее убили? — наконец задаю я решающий вопрос.
Слегка склонив голову, Ян сначала ничего не говорит; за тем его лицо как-то съеживается, когда до него доходит, о чем я думаю.
— Как ты можешь меня о таком спрашивать? — Он явно оскорблен. — Думаешь, что я имею какое-то отношение к ее смерти?
Я пожимаю плечами.
— Мы встречались только один раз, за шесть месяцев до ее смерти. Зачем бы я стал ее убивать? Как ты можешь даже предполагать такое?
Как могу? Это действительно смехотворно. У него нет мотива, а после их единственного свидания прошло шесть месяцев. Я провожу рукой по волосам, стараясь вернуться к реальности. Обвинение Яна в убийстве Фрэнни совершенно надуманно, это граничит с безумием. М. решил посеять во мне семена сомнения, чтобы усилить мое смятение.
— Ты ведь знаешь меня, Нора. — Ян подходит ближе ко мне. — Я не мог ее убить.
Думаю, это правда. Сердцем я понимаю, что Ян не убийца. Однако посеянные М. семена уже взошли, пробудив во мне сомнения. Я в полном смятении, не знаю, что и решить, как быть дальше.
— Ты должен был сказать о вас с Фрэнни. Как мне теперь верить тебе, если ты утаиваешь от меня такое?
Он берет меня за руку и тихо произносит:
— Послушай, я человек, который допустил ошибку, но я не убийца.
Слов больше не нужно. Мне хочется обнять его и крепко прижать к себе, дав ему понять, что это я ошиблась и вовсе не считаю его виновным в смерти моей сестры, но мое тело мне не подчиняется. Моя рука безвольно висит в его руке, и в конце концов я прижимаю ее к груди.
— Ян, сегодня вечером мне надо побыть одной. Он начинает протестовать, но затем уступает.
— Позвони, когда снова захочешь меня видеть. Поцеловав меня в щеку, Ян уходит. Я ложусь в постель, гадая, когда мы снова увидимся и увидимся ли.
Глава 34
Анна-Мария, моя соседка с противоположной стороны улицы, снова копается у себя в саду. На этой маленькой женщине сейчас большая соломенная шляпа, выгоревшее летнее платье и садовые рукавицы, такие громадные, что в них она кажется еще меньше. Я подхожу к ней, и мы несколько минут болтаем. Кажется, будто Анна-Мария всегда возится в саду, но я знаю, что это лишь иллюзия — она школьный учитель математики и большую часть дня проводит на работе. То, что я всегда застаю ее на одном и том же месте, — это случайность, и больше говорит о моей добровольной изоляции, чем о ее пристрастиях: если бы я чаще выходила из дома, то видела бы ее в других ипостасях. Вообще я мало контактирую с соседями, и хотя живу здесь уже год, но почти никого не знаю. С Анной-Марией мы знакомы лишь потому, что посещаем один и тот же класс в атлетическом клубе.