Сверкающий цианид

Кристи Агата

– Вы меня пугаете, главный инспектор.

– Мы хотим, чтобы вы все ясно поняли, мистер Фар радей.

– Любое мое слово может быть обращено против меня, не так ли?

– Мы не придираемся к словам. Но ваши показания окажут нам существенную помощь.

Стефан тихо сказал:

– Понятно, инспектор, только в толк не возьму, зачем вам потребовались от меня какие-то дополнительные показания. Вы слышали все, что я сегодня утром сказал.

– Это была неофициальная беседа, необходимая, чтобы наметить исходную позицию. И кроме того, мистер Фаррадей,

есть некоторые факты, о которых, как я себе представляю, вы предпочли бы поговорить со мной здесь. Вы можете не сомневаться в нашей порядочности и квалификации суда, вопросы, не имеющие к делу прямого отношения, не подлежат разглашению. Надеюсь, вы понимаете, куда я клоню?

– Боюсь, что нет.

Главный инспектор вздохнул.

– Ну что ж. У вас были весьма интимные отношения с покойной миссис Розмари Бартон…

Стефан перебил его:

– Кто это сказал?

Кемп подался вперед и взял со стола отпечатанный на машинке документ.

– Вот копия письма, найденная среди вещей покойной миссис Бартон. Оригинал находится в деле и был нам вручен мисс Ирис Марло, которая опознала почерк сестры.

Стефан прочел:

«Леопард, дорогой…»

Волна слабости охватила его. Он услышал голос Розмари… просящий… умоляющий… Неужели прошлое не умирает и может восстать из могилы?

Он взял себя в руки и взглянул на Кемпа.

– Вы, вероятно, правы, полагая, что миссис Бартон написала это письмо – но здесь нет никаких указаний, что оно адресовано мне.

– Значит, вы отрицаете, что арендовали квартиру в доме двадцать один на Мелланд Меншенс Ирл Корт?

Так им это известно? Интересно, когда они об этом пронюхали? Он пожал плечами.

– Вы, кажется, очень хорошо осведомлены. Можно спросить, с какой стати мои личные дела выставляются на всеобщее обозрение?

– О них никто не узнает, если не будет подтверждено, что они имеют отношение к смерти Джорджа Бартона.

– Понятно. Вы предполагаете, что я сперва обесчестил его жену, а потом убил и его?

– Послушайте, мистер Фаррадей, буду с вами откровенен. Вы и миссис Бартон были очень близкими друзьями, вы расстались по вашему, но не ее желанию. Она угрожала, как видно из письма, различными неприятностями. И умерла весьма своевременно.

– Она покончила с собой. Замечу, вероятно, в какой-то мере я виноват. Я могу терзаться угрызениями совести, но преступления я не совершал.

– Возможно, это было самоубийство, возможно, и нет. Джордж Бартон думал, что нет. Он начал расследование – и он умер. Последовательность событий довольно красноречива.

– Не понимаю, почему вы стараетесь очернить меня.

– Вы согласны, что смерть миссис Бартон произошла в очень подходящий для вас момент? Скандал, мистер Фаррадей, положил бы конец вашей карьере.

– Не было бы никакого скандала. Миссис Бартон была достаточно для этого разумна.

– Интересно! Вашей жене известна эта история, мистер Фаррадей?

– Разумеется, нет.

– Вы совершенно в этом уверены?

– Да. Моя жена не представляла, что между мной и миссис Бартон

может быть нечто иное, чем дружеские отношения. Надеюсь, она никогда в этом не разуверится.

– Ваша жена ревнивая женщина, мистер Фаррадей?

– Нисколько. Она никогда не выказывала по отношению ко мне никакой ревности. Она слишком умна.

Инспектор ничего не сказал по этому поводу. Вместо этого он спросил:

– В прошлом году вам приходилось иметь дело с цианидом, мистер Фаррадей?

– Нет.

– Но разве у вас на даче нет запаса цианида?

– Спросите садовника. Я об этом ничего не знаю.

– А вы сами никогда не покупали его в магазине реактивов или для фотографии?

– Понятия не имею о фотографии. Повторяю, что я никогда не покупал цианид.

Кемп попытался еще кое-что из него выжать, прежде чем разрешил ему уйти.

Потом задумчиво обратился к своему помощнику:

– Он что-то слишком поспешно начал отрицать, что жене известно об его любовных похождениях. Почему бы это, интересно?

– Смею сказать, трусит, что до нее это дойдет, сэр.

– Возможно, но я-то думаю, у него хватило бы ума понять, если его жена находилась в неведении и он опасался разоблачения, то, значит, у него имелось еще одно основание желать, чтобы Розмари умолкла. Для спасения собственной шкуры ему следовало бы выдвинуть версию, что жена более или менее знала об его проделках, но смотрела на них сквозь пальцы.

– Смею сказать, он об этом не подумал, сэр. Кемп покачал головой. Стефан Фаррадей не дурак.

У него ясный и проницательный ум. А он настойчиво старался внушить инспектору мысль, что Сандре, дескать, ничего не известно.

– Ну что ж, – сказал Кемп, – думается, мы сможем обрадовать полковника Рейса, и если он окажется прав, Фаррадей – они оба – выходят из игры. Я буду доволен. Мне нравится этот парень. И лично я не думаю, чтобы он мог сделаться убийцей.

Отворив дверь гостиной, Стефан позвал:

– Сандра?

Она приблизилась к нему в потемках, обняла его за плечи.

– Стефан!

– Почему ты в темноте?

– Я не могла вынести света. Расскажи мне.

Он сказал:

– Они знают.

– Про Розмари?

– Да.

– И что они думают?

– Разумеется, что у меня было основание… О, дорогая, куда я тебя втянул? Я виновен во всем. Если бы можно было после смерти Розмари все разорвать… убрать прочь… освободить тебя… чтобы ты не была замешана в эту поганую историю.

– Нет, только не это… Не оставляй меня… не оставляй.

Она прильнула к нему – заплакала, слезы струились по щекам. Он чувствовал, она содрогалась всем телом.

– Ты моя жизнь, Стефан, вся моя жизнь – не оставляй меня.

– Неужели в тебе столько любви, Сандра? Я никогда не знал.

– Я не хотела, чтобы ты знал. Но сейчас…

– Да, сейчас… Мы будем вместе. Сандра… вместе встретим лишения… что бы ни случилось, вместе!

Стоя в темноте, тесно прижавшись друг к другу, они чувствовали, как их тела наливаются силой. Сандра решительно произнесла: