Свет чужих фонарей
Шрифт:
– Нет! – непроизвольно вскрикнул Пашка, резко развернувшись к Елене Васильевне. Даже слышать такое ему было страшно. Интересно, как это возможно, что вполне себе хорошие по отдельности слова «детский» и «дом», когда они образуют словосочетание, превращаются в леденящее душу название?
Елена Васильевна взяла Пашку за руку и посмотрела ему в глаза.
– Паша, это самый крайний случай, и я практически уверена, что до этого не дойдет, просто давай на всякий случай поговорим и об этом тоже.
Пашка сделал глубокий вдох, выдох, высвободился из рук Елены Васильевны
– Ладно, говорите.
– Если вдруг… в самом крайнем случае… вашу маму ограничат в родительских правах, есть три варианта. Первый – вы оба с Ваней попадете в детский дом, и я постараюсь сделать так, чтобы это был один детский дом, чтобы вы могли часто видеться.
– Часто видеться – это значит, что мы не будем жить вместе?
– Не в одной комнате. Но в одном здании, будете пересекаться, когда у вас не будет уроков, занятий и так далее.
Пересекаться… Пашка не хотел пересекаться со своим братом. Он хотел быть с ним рядом в любой момент, когда будет ему нужен.
– Второй вариант – заберут Ваню, а ты сможешь остаться дома. Тебе уже шестнадцать, и скорее всего, опека не будет возражать, если ты сам этого захочешь.
– И тогда я с Ванькой буду видеться совсем редко, – почти шепотом констатировал Пашка.
– Не каждый день, да… И есть еще один вариант… Приемная семья.
Пашка удивленно посмотрел на Елену Васильевну. Об этом он ни разу даже не думал.
– У Вани в принципе неплохие шансы попасть в приемную семью, – продолжила Елена Васильевна. – Хоть в деле и будет указана причина изъятия – алкоголизм матери, но специалисты органов опеки лично всегда могут объяснить будущим приемным родителям, что в целом семья долгое время была благополучной, а к выпивке мать пристрастилась вследствие трагедии. Знать о том, что родители у нее тоже были алкоголиками, совершенно никому не обязательно. И я уверена, что все-таки тут дело не в наследственности, а именно в трагическом стечении обстоятельств. И если Ваню возьмут под опеку в хорошую семью, для него это будет лучше, чем детдом.
– Ваню возьмут… А я?
– Шансов, что вас возьмут в семью обоих, немного, скажу честно. Ты все-таки уже большой мальчик, в семьи берут детей помладше.
– И тогда мы не сможем видеться?
– Вполне возможно, что сможете, это будет на усмотрение той семьи. Но не каждый день, конечно же, как в детском доме.
– То есть хороших вариантов у вас не завалялось, да?
Елена Васильевна вздохнула. Ей и самой тяжело и очень горько было вести этот разговор, вдобавок она чувствовала свою личную ответственность за этих детей, и, по правде сказать, даже немножко вину за то, что уезжает. Но не проговорить с Пашей все варианты она просто не могла, тогда бы, уехав, мучилась виной еще больше.
– Паш, это все маловероятный, самый крайний случай. Давай надеяться на лучшее.
– А когда я смогу сам оформить опеку над Ваней и забрать из детдома?
– После того, как тебе исполнится восемнадцать, но это не единственное условие. У тебя должен быть стабильный подтвержденный документально
– Если будет нужно, то буду работать.
– Паш, для тебя сейчас очень важно получить хорошее образование. Упустишь момент, потом не наверстаешь уже, а ты парень умный, многого сможешь добиться. Жаль будет, если не пойдешь в ВУЗ, а будешь где-нибудь грузчиком спину гнуть.
– Для меня самое главное, чтобы мой брат не жил в детдоме.
– Давай надеяться, что все будет хорошо и останется, как есть, просто подумай на досуге над всеми вариантами. Чтобы ты смог принять решение быстро в случае чего.
Пашка с Еленой Васильевной сделали уже три круга вокруг дома и подошли к подъезду. Все слова были сказаны, надо было прощаться.
– Ты всегда можешь мне позвонить, если понадобится помощь, и я сделаю все, что в моих силах, – Елена Васильевна с грустной улыбкой потрепала Пашку по плечу.
Пашка стоял, понурившись, глядя куда-то себе под ноги, и лишь в самый последний момент посмотрел Елене в глаза.
– Может, мне сейчас нужна помощь. Это что, помешает вам уехать? – язвительно процедил Пашка, развернулся и быстро скрылся в подъезде, не желая, чтобы Елена Васильевна видела слезы в его глазах.
Елена постояла еще с полминуты, глядя на захлопнувшуюся дверь подъезда. Нет, ей не было обидно, она слишком хорошо понимала, что Пашка несет ношу не по возрасту и имеет полное право сердиться на взрослых, которые почему-то оказались бессильны в самом элементарном: позволить ребенку быть ребенком. Затем она развернулась и пошла к себе домой. На душе было тяжело, но она решила, что будет молиться за этого стойкого храброго мальчика.
Матери дома не было. Раздевшись, Пашка не пошел сразу на кухню, а обвел взглядом сначала коридор, затем подошел к комнате матери и с порога внимательно осмотрел ее тоже. Когда новый специалист из опеки придет, что она увидит?
В общем и целом, в квартире Казаковых было нормально. Пашка знал, что родители сделали ремонт и переехали сюда прямо перед его рождением, шестнадцать лет назад, получается. Естественно, обои были уже местами потрепанные и даже кое-где отклеились, у шкафа в прихожей немного покосилась дверка, на потолке перегорело пару спотов, у матери в комнате в одном месте оторвались петли у шторы. Но в принципе ничего ужасного – обычная среднестатистическая двушка в панельке, получше, чем у некоторых, хоть и порядком потрепанная.
Пашка провел пальцем по поверхности комода в коридоре. Пыльно. Пожалуй, надо будет в выходные прибраться. Пашка не очень любил уборку, но где-то раз в месяц мыл дома полы и протирал пыль. Иногда он видел, что мать тоже убирается – когда чистоту наводила она, получалось очень даже неплохо, так как она мыла также и сантехнику, и все кухонные поверхности. Могла, правда, бросить уборку на середине и продолжить через неделю.
Судя по пыли и мусору на полу, мать не убиралась давно, да и Пашка последний раз делал это в новогодние праздники, следовательно, уже месяц назад.