Свет Дивояра
Шрифт:
— Ну? — коротко спросил он, опираясь обеими руками о край стола.
Валькирия подошла к столу и оперлась обеими руками на другой край стола, нависнув над книгой и приблизив лицо к главнокомандующему.
— Корс, нашёлся человек, по всем описаниям соответствующий пророчеству, его имя — Румистэль, — тихо, но отчетливо произнесла Брунгильда.
— С чего ты взяла, что это тот самый Румистэль? — после минутного замешательства, спросил военный вождь, — Мало ли кто присвоит себе это имя? Да и возможно ли даже самому сильному магу прожить такое огромное количество лет? Даже если он будет периодически подпитываться из дивоярского источника Молодости. Он стар?
—
— Имя ничего не значит! — уверенно заявил Корс Филфхариан, — Нужны настоящие подтверждения пророчества — это Каратель и способность прочитать Книгу! Если он обладает всем этим, он спасет нас. Если нет, я даже не подпущу его, как бы он там ни назывался, к секретным документам.
Резкие слова архимага прервало громкое завывание труб — играли тревогу.
С неба стремительно падали крылатые кони и тут же взмывали вверх, вознося своих хозяев. Сотни вооружённых людей лезли на укрепления. Заряжались невиданные орудия — громадные арбалеты, укреплённые на вышках. Были и другие приспособления, непонятного назначения.
Лён бежал вместе со всеми, стараясь не отстать от Брунгильды. Вместе с ней и Вольтом он вскочил на лунного коня. И вот с небольшой высоты, увидел приближение к границе нескольких разрозненных фигур, прикрытых облаком пыли. Неслись они быстро, но было их немного. Если это и есть атака, то довольно слабая.
Он сразу понял, что видит сквабаров — ни с какой иной тварью нельзя было спутать эти тёмные фигуры, подпрыгивающие при беге и слегка планирующие на коротких крыльях.
Белые молнии со всадниками на спинах налетели на стремительно несущееся войско чудовищ — неуклюжие с виду сквабары, помесь медведей и драконов, двигались огромными прыжками, отталкиваясь от выжженной земли своими крепкими птичьими ногами, а передние — медвежьи лапы с неимоверно длинными синими когтями, нацелены вперед, как будто твари уже чувствовали в них добычу. Короткие кожистые крылья помогают тварям, позволяя чуть планировать в прыжке, и оттого казалось, что чудовища летят на бреющем полёте над самой землёй. Глаза горят мрачным адским пламенем, синие пасти раскрыты и брызгают слюной. Именно такими помнит их Лён — с тех самых пор, как побывал в образе Гедрикса и убивал их своим мечом. Вот этим — Карателем, мечом Джавайна. Его боялись сквабары до умопомрачения. Но почему?
И видит он как спрыгивают со своих коней отважные дивоярцы — мужчины и женщины, на равных! — взлетают кони ввысь и парят над полем боя, пронзительно крича. И началась страшная сеча — десять на одного сквабара. Магический бой при полном напряжении сил.
Когда был он Гедриксом, не помнил, как сражались со сквабарами воины Стауххонкера — там было месиво, в котором ничего невозможно разобрать. Он помнил только безумие, которое владело им, и ярость, и рёв меча, и крики умирающих сквабаров. Тогда он думал, что порубал примерно половину, а остальное сделали солдаты. И вот теперь понял, что ошибся: человеку не выстоять против сквабара, даже кучей — это совершенная машина для убийства. Он помнит, как непрерывно сверкал его клинок, как сила переливалась в его мышцы, как бил он неотрывно, как будто утонул душой и разумом в кровавом пространстве, где царила одна лишь смерть. А теперь он понял, что сам убил всех тварей острова Рауфнерен. Солдаты ж просто умирали.
Огромная туша обладала необыкновенной проворностью: сквабар вертелся, прыгал, хаотически метался, рубя вокруг
Сколько же порезов на чудовище, вся спина иссечена, крылья — в лохмотья! И вот не выдерживает, падает одна тварь. Затем другая. Поле боя залито синей кровью, усеяно откромсанными клочками шерсти, мелкими кусками мяса. А дивоярцы, шатаясь и оглядываясь, идут к щитам, установленными между укреплениями. Большая створка приоткрывается и пропускает воинов, и тут же снова закрывается на запор.
— С одеялами легче, — небрежно скажет потом Брунгильда, когда отойдёт от боя, — они не такие вертлявые и вообще не обладают магией. Сквабары хуже всех. В каком аду родились эти твари?!
"Почему я не вмешался в сражение?" — мрачно думал Лён, лёжа поздно вечером в отведённой ему палатке. Ведь он имел опыт битвы с этими порождениями огненных миров, он знал их повадки и манеру нападать кучей. Совершенно очевидно, что лезть со своим мечом в гущу схватки, где мелькают в пространственных прыжках дивоярцы, нельзя — своих порубит. И всё же увиденное потрясло его.
Он чуть задремал, но проснулся от звуков чьей-то возни. Открыв глаза, в свете факела увидел, что сосед его по койке, Вольт Громур, одевается.
— Что, тревога? — спросил Лён.
— Нет, — отрывисто ответил тот, обуваясь, — один из наших погиб, отравился — кровь сквабара попала под латы.
В лазарете, завернутое в простыни, лежало неподвижное тело. С содроганием увидел Лён знакомые страшные черты умершего от яда сквабара: синее лицо, перекошенное мукой, прокушенные губы. Такими были лица солдат, погибших там, на ледяном поле возле острова Рауфнерен.
Группа дивоярцев молча стояла вокруг, никто не прикасался к умершему.
Тело вынесли на простынях, без всяких церемоний сбросили в недавно вырытый котлован — на слой сухих дров — и встали по кругу, всё так же молча. Среди магов были и люди — бородатые мужчины, вооружённые луками и с полными колчанами стрел. Наверно, это было прощание с товарищем.
Пришли другие, сверху накидали ещё дров поверх тела, щедро полили маслом и вот одним щелчком Корс Филфхариан высек длинную искру, от которой занялось пламя. И тут Лён увидел то, о чем писал в своей книге отец Корвин.
Покойник вдруг сел среди огня, раскидав дрова, открыл белые глаза и дико зарычал. В тот же миг ему в грудь вонзились сразу с десяток стрел. Заражённый опрокинулся на спину, потом снова попытался встать, и снова лучники метко пронзили ему голову. Весь утыканный стрелами, похожий на дикобраза, он ещё пытался встать, но огонь пожирал его. Об этом писал Скарамус Разноглазый: тела заражённых ядом сквабара следовало сжигать, а пепел смешивать с глиной. Теперь Лён воочию видел как оно происходит — никакие слова не могли передать этого страшного зрелища.