Свет дня
Шрифт:
Хотя я уже был и чем-то большим: сотрудник уголовного розыска, пусть и совсем недавно. Детектив-констебль. В штатском. Так что она ничего не знала – одежда сработала. И это был первый и самый красивый случай, когда я использовал должность к собственной выгоде. Волшебная маска, невидимый бронежилет.
Я спросил:
«В чем тут у вас дело?..»
Полицейская выучка. Немножко весомости и властности. Можешь разнимать драчунов (даст сдачи – заплатит штраф), останавливать машины, действовать как маленький бог – если на тебе форма.
Но она не догадалась – думала, это я, и только.
Вот
Я сказал: «Эта дама хочет выпить чашечку кофе». («Эта дама», надо же!) И уселся за тот же столик. По-наглому.
Заведение называлось «У Марко». Новое и недалеко от здания суда Лондонского графства. Я вполне мог отправиться в забегаловку на Нью-стрит, куда заходили в свободную минуту все полицейские, занятые на процессах. Мог в какой-нибудь паб. Но я по случаю был рядом, с неба закапало, и я нырнул к этому «Марко».
Одиннадцать тридцать утра, пятница, впереди два выходных, и судья вдруг отложил заседание. Моя маленькая удача. Сержант, когда я позвонил, сказал: «Ну и ладно, отдыхай давай. До понедельничка».
Да, судьба иной раз играет тебе на руку.
Запашок чуешь с ходу – если что не так, сразу понятно. Не при исполнении? Кто знает, кто знает. Я сел за столик у окна. На улице полило как из ведра. Официантка странного, затравленного вида обрадовалась мне, казалось, как сыну родному. За три столика от меня стоял крупный мужчина (Марко? Не знаю и никогда уже не узнаю.) Девушка, над которой он возвышался, сидела лицом ко мне, но на меня не смотрела – она пристально разглядывала свои пальцы. В них дымилась только что зажженная сигарета. Мужчина что-то говорил сквозь зубы – видно было, что в любой момент может взреветь, – а она на него ноль внимания. Он тыкал пальцем в сторону двери. Она была в плаще – расстегнутом, сухом, – но, судя по всему, не собиралась двигаться с места. На нем была грязноватая футболка, за пояс заткнуто чайное полотенце.
Она затянулась сигаретой и выпустила дым быстро и прямо вверх, задрав подбородок.
Я понял все с налета. Работа детектива в чистом виде. (Плюс то, что иногда в нее входит. Интуиция.) Тоже официантка. Но ей сейчас было велено катиться куда подальше. За что-то, что она сделала, на кухне или еще где-нибудь, чуть раньше, минуту назад, – или за то, чего она не сделала. Он чего-то от нее хотел (подробности выяснились позже), а она не согласилась. Надо поместить себя туда.
С одного из крючков у входа на кухню неряшливо свисал передник официантки – его, похоже, кинули туда на ходу. Итак, готова была метнуться прочь. Послать эту работу к чертям. Но тут полил дождь, и ей пришла в голову другая мысль – злей, храбрей, интересней. Она села за столик.
Если она здесь больше не работает, она может быть посетительницей, не так ли? Может и кофе заказать. А он как миленький должен принести.
Отважная, злая девушка. Смотрела теперь на меня, но не видела. Отважная, злая блондинка.
Он
По-наглому. Но кто знает, как бы я поступил, не будь у меня этого резерва, этого невидимого щита? Удостоверение в нагрудном кармане и магическое слово, которое в данном случае мне не понадобилось: «Полиция».
«...и я бы не прочь ее этим кофе угостить».
Она смотрела на меня. Я почти слышал, как она думает: это еще что такое? Откуда взялся этот тип?
Он свирепо уставился. На секунду – мертвая точка. Потом повернулся (моя заслуга!), выдернул из-за пояса полотенце и потопал на кухню. По пути что-то еще цедил сквозь зубы.
Во мне внезапная уверенность.
Она смотрела на меня. Изучала как что-то упавшее с небес. За окнами вовсю шпарил дождь. Апрель, скоро Пасха. Мой ход – и моя кинопроба, вроде того. Она опять затянулась и опять пустила дым вверх.
Я сказал:
«Самое лучшее, когда он принесет, не пить. Оставить как есть и уйти».
«Так я и собиралась сделать».
Кофе он принес, но без особой любезности. Половина уже была на блюдце, а когда он брякнул его на стол, выплеснулось еще больше.
Мы встали разом, стулья под нами скрипнули. «Шиллинг», – сказал он и скрестил руки. Она погасила окурок. Я вынул из кармана монету, хлопнул ею по столу. Мы протиснулись мимо него – он врос в пол как дерево. Как вышли на улицу, дождь вдруг кончился, точно наверху повернули кран. В небе просветлело. Можно подумать, это тоже входило в план.
Я все помню – все, Элен. Как она сразу схватила меня под руку. Блеск мокрого тротуара. Пленки бензина на воде в желобах – маленькие извивающиеся радуги. Лужи, которые она обходила, веснушки у нее на запястьях.
Ты, папа, глядишь и не видишь.
Позже я сказал ей:
«Только женщины так курят – дым прямо над собой. Сердитые женщины. Как чайник на огне».
Она посмотрела на меня:
«А ты наблюдательный».
«Работа такая.– Рано или поздно это должно было выйти наружу.– Я полицейский».
Но она не отступилась, не передумала.
А сама была педагогом-стажером. (А я же ненавидел училок!) Но я еще этого не знал.
«В штатском», – уточнил я.
«А то и голышом», – сказала она.
Снаружи опять льет. Шипение дождя. Чайник на огне. Наблюдательный – гляжу и вижу.
Она жила на втором этаже, и в ее комнате к двери шкафа был приклеен плакат. Фотография: мужчина в майке, из широкого рта торчит сигарета, руку поднял, в ней пистолет дулом вверх. Эдакий красавчик-негодяй. Каждый вечер смотрел, как она раздевается.
«Кто это?» – спросил я.
«Жан-Поль Бельмондо».
«Кто он такой?»
Я остался на оба выходных. Еще до того как я ушел, она сняла плакат.