Свет и мракСборник фантастических повестей и рассказов
Шрифт:
Или вдруг является она перед ним, полная страсти, любящая, с восторженным ласкающим взглядом, и нет никаких перегородок перед ними; он бросается в её жаркие объятия, и вдруг эти объятия стынут и в руках его холодный, посинелый труп.
— Это вы убили ее, вы, мой дорогой друг, точно так же, как и меня убили! — говорит тихо, качая головой, мисс Драйлинг…
Он вскакивает как безумный, он как будто проснулся, но кошмар и в полусне давит его. Он тянется, как бесконечная пытка, и картины одна другой нелепее, мучительнее встают, как живые, в его отравленном
И наконец, он действительно проснулся. Он проснулся, словно разбитый, отуманенный, в чаду тяжелого угара. Одна только мысль улыбалась и поддерживала его, руководила им. Скорей туда, туда, домой, в мирное пристанище, в тихий, семейный угол!
Он оборвал все свои дела. Какой-то ловкий спекулянт, при этом удобном случае, надул его на несколько тысяч долларов; наконец, в шесть часов вечера он был свободен, совершенно свободен. Он начал укладываться с лихорадочной поспешностью, кое-как завертывая и тиская вещи в чемодан.
— Туда, туда, скорей туда! — повторял он чуть не вслух.
Вошел слуга и подал ему карточку, на которой крупным шрифтом было напечатано:
«Мистер Чертч».
— Я не могу, — вскричал Артингсон, — я никого не принимаю, я болен, расстроен, я тороплюсь!..
Но Мистер Чертч стоял уже перед ним во всю вышину его высокого роста.
— Я не обеспокою вас, сэр! — говорил он. — О! я понимаю ваше расстройство… Я прошу у вас несколько минут, одного полчаса, если только вы можете пожертвовать полчаса для страждущего человека, который в вас, поэте и музыканте, именно в вас, ищет спасенья.
И, говоря это, мистер Чертч ударил себя костлявым кулаком в плоскую грудь.
Он был весь в черном, и шляпа, которую он не думал снимать, была вся закутана черным крепом.
Он говорил хриплым, каким-то скрипучим басом. Его длинное, бледное лицо было все покрыто складками и сверкающие, бегающие глаза выражали в одно время и мольбу, и отчаяние, а тонкие, сжатые губы то дрожали, то кривились в какую-то странную улыбку.
— Что вам нужно, сэр, — вскричал Артингсон, — вы просто врываетесь ко мне!
— Одно слово, сэр, одно ваше слово, — проскрипел мистер Чертч, трагически взмахнув рукою; —неужели же вы мне откажете в этом слове, в одном ответе на тяжелый, тяжелый вопрос. — И он вдруг порывисто снял шляпу и потер рукою свой высокий лоб.
— Говорите скорее! — вскричал с нетерпением Артингсон, бросаясь к нему, — мне время дорого — я занят, я болен.
Слуга удалился с почтительным поклоном.
— Я буду короток, сэр. Я был женат, сэр; у меня было три жены. — И мистер Чертч опять нахлобучил его траурную шляпу на высокий лоб. — Я был в великой, в этой сумасбродной секте правоверных, святых мормонов… Я думаю, сэр, вы ничего не находите, ничего предосудительного в том, что человек может любить двух, трех, даже нескольких женщин… Это так естественно?..
И мистер Чертч замолчал, как будто ожидая ответа. Но что-же мог ответить на это Артингсон? Сказать — я нахожу это противоестественным, безнравственным! О! нет! этого
— Что-же дальше, — вскричал он, — говорите, сэр, скорее, что вам нужно от меня?
— Далее, сэр, было то, что все мои жены умерли, все… все; умерли также и мои дети, мои милые дети… Они умерли все, и я брожу, сэр, как тень, одинокий скиталец. Я не смею взглянуть больше ни на одну женщину, я боюсь, сэр… О! как я боюсь, чтобы моя, ни для кого ненужная, жизнь, не стоила еще жизни какому-нибудь молодому существу, чистому, доброму, умному, полному юных сил и цветущих надежд…
Мистер Чертч замолк, на глазах его задрожали слезы.
Но в глазах Артингсона ничего не было, кроме отчаяния и нетерпения.
— Далее, сэр, далее! — вскричал он грубо, — что вам нужно от меня?
— Я обращался, сэр, за помощью, за разъяснением к медицине. Она мне ни в чем не помогла, ничего не разъяснила. Тайна осталась тайной. Она похоронена в этих трех могилах. Я искал ответа в разных науках… Я, я даже занимался теорией вероятий… Нигде, нигде не было ответа! Когда в первый раз я увидел вас на митинге, когда я услыхал вас, ваше вдохновенное пророчество, — мне вдруг пришла мысль, одна мысль… может быть, поэт скажет то, что не могут сказать ни религия, ни наука… И вчера, вчера вечером, они все три явились ко мне, они, мои милые, безвременно погибшие… они явились и скрылись как сон…
И мистер Чертч медленно провел пальцами перед глазами, как будто изображая этим тех, которые явились перед ним и скрылись, как сон… — Они все, сэр, все сказали мне: —иди к мистеру Артингсону!
— Господи! — чуть не вслух подумал Артингсон, — что это за сумасшедший такой навязался!
— Я бы советовал вам, — сказал он мистеру Чертчу, — советовал бы еще раз обратиться к доктору, потому что галлюцинации вещь опасная… или, или обратитесь к спиритам, к какому-нибудь медиуму… он, наверное, ответит вам лучше меня, а я не могу, положительно не могу быть вам в чем-нибудь полезным.
Мистер Чертч остановился на одно мгновение и заговорил хриплым шопотом:
— Я обращался, сэр, и к спиритам, я обращался и к медиумам, они мне ничего не сказали… — Он снял шляпу, отер лоб тонким, белым, свернутым в комочек платком, который дрожал в его длинных костлявых пальцах; потом вздрогнул, с каким-то судорожным порывом, снова надел шляпу и вдруг глаза его устремились на Артингсона и дико заблистали. — Я убил бы себя, сэр, убил бы с наслаждением, — вскричал он, — если бы кто-нибудь сказал мне, что загробной жизни нет… Я вижу, слышу всюду одни намеки, тысячи жгучих вопросов встают в жизни, религия не удовлетворяет, наука молчит, поэт, вдохновенный поэт, пророк наших дней, ничего не может сказать нам… Мы ничему не верим и ничего не знаем — ни веры, ни убежденья!