Свет любимых глаз
Шрифт:
Арни остановился, повернувшись к ней всем корпусом.
– В том, что в мое отсутствие ты спуталась с посторонним мужиком, который сделал тебе дочурку. Допускаю, что она премиленькая девочка, только я к ее появлению на свет не имею ни малейшего отношения. На мою долю лишь выпало вызволять ее из беды. Что я и сделаю, разумеется. По этому поводу можешь не волноваться.
Люччи вздохнула.
– Когда-нибудь ты узнаешь, как сильно заблуждаешься. А за заботу об Элси спасибо. Этого я никогда не забуду.
– Лучше бы ты тогда не забывалась, – буркнул Арни.
На это она упрямо произнесла:
–
– А кто виноват? Я?
С точки зрения Люччи, именно так все и было. Впрочем, с одной оговоркой: ей с самого начала не следовало соглашаться с тем, что после свадьбы они с Арни поселятся там, где он жил постоянно, – в родительском доме, большом, богато обставленном особняке, находящемся близ Джерси. Но в ту пору Люччи была ослеплена любовью к Арни, просто обожествляла его. Она даже не очень-то задумывалась над тем, почему такой состоятельный человек, как Арнольд Кауфман, не хочет создать собственное гнездышко. Важнее всего для нее являлось то, что они были вместе. И если бы Арни не уезжал так часто по делам, не оставлял ее наедине с Бертой, своей матерью, – его отца, Курта Кауфмана, к тому времени уже не было в живых, – никакой трагедии не произошло бы.
Люччи не сразу, но все-таки поняла, что Берта недолюбливает ее. До мозга костей пропитанная идеей чисто немецкого педантизма, та очень настороженно отнеслась к девушке, которую Арни назвал женой и привел в дом.
Стройная смуглая красавица с буйными темными локонами и искрящимися карими глазами, Люччи представлялась Берте вызывающе яркой. Не такой виделась ей супруга Арни.
Она не понимала, почему сын остановил выбор на смазливой итальянке. Разве в их кругу мало приличных девушек из немецких семей? Берта с ходу могла бы назвать с десяток имен.
Сама она и ее покойный муж Курт были детьми немецких иммигрантов, которые, не приняв гитлеровский режим, перебрались в Америку. Оба получили в детстве традиционное немецкое воспитание, которое Берта привыкла считать единственно правильным. То же мировоззрение она старалась привить и своему Арни. В общем и целом ей это удалось. Однако сделанный сыном выбор спутницы жизни вызвал у Берты недоумение, которое затем переросло в раздражение, а позже – в открытую неприязнь.
Но Берта была слишком умна, чтобы при сыне показывать истинное отношение к невестке. Когда они собирались за обеденным столом, с бледных уст Берты не сходила улыбка. Иные назвали бы ее постной, однако на это можно было возразить, что, мол, такая у человека внешность. Действительно, худая, с впалыми щеками и несколько вытянутой физиономией Берта Кауфман производила такое впечатление, будто радости жизни ей давно не милы, а что касается отношения к окружающему миру, то он не оправдал ее ожиданий, а потому вообще не заслуживает внимания.
Ну кто, скажите на милость, мог предположить, что Арни – умный, красивый молодой мужчина, преуспевающий бизнесмен – выберет в жены эту девчонку, отпрыска каких-то…
В этом месте ход мыслей Берты застопоривался, потому что в голове у нее возникало словечко «макаронников», однако она не могла себе позволить так думать, потому что это было бы политически некорректно. Все-таки почти всю свою жизнь, за исключением первых пяти лет, Берта провела в Америке и идеи этой свободной,
Но, что бы Берта ни думала, ее явные и тайные действия были направлены против Люччи. Скорее тайные, чем явные.
Со временем Люччи поняла, что Берта относится к ней, как к занозе в пятке. Однако она даже вообразить не могла, какую гнусность тайком готовит ей свекровь.
Положение осложнилось еще и тем, что Люччи, сама того не ведая, подыграла Берте. Ох, если бы она знала, какой козырь вручает той! Правда, Берта тогда играла втемную, козырь обнаружился несколько позже.
– Что же ты молчишь? – хмуро произнес Арни. – Я виноват?
Люччи кивнула.
– И ты в том числе. Я тоже виновата, но не так, как ты думаешь.
А еще кто? Ты сказала «в том числе», это подразумевает некую множественность. Имеешь в виду своего любовника? – Губы Арни презрительно скривились.
– Разумеется, хотя он мне не любовник… Он, можно сказать, нанятый работник.
Арни присвистнул.
– Это что-то новенькое! Не знал, что ты еще и платила за то, чтобы с тобой спали. Кстати, замечу, моими деньгами, ведь своих у тебя не было.
На миг Люччи задохнулась от ярости. Да кто он такой, в конце концов, чтобы так ее унижать! Однако в следующую минуту постаралась взять себя в руки, вспомнив об Элси, судьба которой полностью зависела от настроения Арни.
– Платила не я, – сдержанно произнесла она.
Арни ухмыльнулся.
– О, похоже, сейчас выяснится, что речь идет не о классическом любовном треугольнике, а скорее о квадрате! Кто же четвертый, дорогая?
– Берта, – глухо обронила Люччи.
Он вновь остановился, в упор взглянув на нее. Усмешка медленно сползла с его губ.
– Боже, что за чушь ты несешь! Уши вянут. Или так проявляется действие введенного тебе врачом препарата?
– Я сказала то, что хотела, – твердо произнесла она. – Четвертой участницей той истории была Берта.
Прищурившись, Арни процедил сквозь зубы:
– Ты пытаешься убедить меня, что моя мать платила тому субъекту, чтобы он спал с тобой, моей женой? А тебе не кажется, что это полный нонсенс?
Люччи гордо подняла подбородок.
– Поверь, я была бы счастлива, если бы Берта действительно рассматривала подобную вещь как абсолютно невозможную. К сожалению, она придерживалась иного мнения на сей счет. И платила тому человеку не за то, чтобы он спал со мной, а чтобы в нужный момент только сделал вид, что занимается этим.
Сунув руки в карманы брюк, Арни раза три качнулся с пятки на носок и остановился.
– Демонстрируешь чувство собственного достоинства? Не поздновато ли спохватилась? О подобных вещах нужно было думать раньше. Теперь же ты просто пытаешься свалить вину на другого человека.
Она вздохнула.
– Я всего лишь говорю правду, которую ты, по-видимому, не в состоянии усвоить.
– Какую правду?! В тот вечер ты лепетала что-то о племяннике моей матери – якобы я застал тебя с ним, – но тебе следовало бы предварительно изучить историю нашей семьи. – Арни вновь усмехнулся. – У Берты нет племянников! Ни единого. Впрочем, что я горячусь… Ведь я еще тогда сказал тебе то же самое.