Свет моих пустых ночей
Шрифт:
– Под повязкой всё нормально? – спрашивает Егор.
– Да, в достаточной степени.
– Отлично.
Врач протягивает мне что-то. Я смотрю на диковинную штучку, не решаясь взять в руки. Эта вещь напоминает по форме градусник, но на ней есть небольшое окошко и кнопочка, на которую тут же нажимает палец врача. Раздаётся писк. И он проворно подносит эту вещицу к моим губам.
Я интуитивно понимаю, чего от меня требуется, и беру кончик в рот. Но мои глаза, вероятно, распахиваются в немом изумлении, и Николай Владимирович поясняет:
–
Егор сжимает губы, поигрывая желваками, но никак не комментирует эту фразу.
Через несколько секунд раздаётся новый писк, и доктор тянет на себя градусник.
– Тридцать восемь и семь. Пока без изменений.
– Понял.
На этом визит врача закончен. Мужчины оставляют меня в одиночестве, и я устраиваюсь поудобнее на подушках. Но вдруг понимаю, что очень хочу в туалет.
Где-то в памяти всплывает воспоминание, что здесь есть уборная. Прямо в доме. Настоящий туалет. И я там уже была. Если, конечно, мне это не приснилось. И тут же по телу проходит волна дрожи. Если я там была, значит, кто-то меня туда водил. Помогал. Ведь сама я была попросту не в состоянии. Какой ужас! Просто стыдобища!
Я выползаю из кровати и иду по памяти. Как мне кажется. Или не кажется.
Но застываю в коридоре в нерешительности пойти дальше.
– Я тебя ещё раз спрашиваю, – тихо говорит Егор где-то совсем близко, – Коль, когда ты сможешь забрать её в больницу? Сколько мне ещё терпеть её в своём доме?
Рассеянно озираюсь по сторонам. И что мне теперь делать?! Словно я напрашивалась к нему в приживалки! Горечь разливается внутри меня, и я пожёвываю нижнюю губу, совершенно не понимая, как лучше поступить в этой ситуации.
– Тебе полезно, – смеётся Николай Владимирович после короткой паузы. – Что смотришь? Полезно ведь. Давно у тебя не было хорошей встряски, а тут такое милое приключеньице.
– Я не нуждаюсь ни в каких приключениях, Коль, – спокойно возражает Егор. – Ты же знаешь, всё, что мне нужно, это тишина, покой и уединение. А не вот это вот всё.
– Ты так считаешь, но людям свойственно ошибаться. Знаешь, что я вижу? Я вижу, как мой давний друг снова наполняется эмоциями…
– Перестань! Какие, к чёрту, эмоции? Сопереживание не столь великое чувство!
– Гораздо более великое, чем сидение в одиночестве с глупым псом.
– Дик вовсе не глупый пёс. И я сопереживал и раньше.
– Это кому, например? Уж не Ленке ли? – смеётся доктор.
– Никанорычу.
– Старик не в счёт. Он же тебе почти как родственник. Всю жизнь бок о бок с отцом проработал, знает тебя с младых ногтей. А тут…
– А тут ребёнок. Чей-то ребёнок, Коль. Который свалился на меня как снег на голову, и я абсолютно
– Хорош ребёночек, – снова смеётся доктор. – Ты думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь?
Невольно я подаюсь ближе в неясном желании услышать ответ хмурого хозяина этого дома.
– Да ну, глупость, ей-богу! – тихо говорит он. – Ты же понимаешь, что это ненормально, когда в нашем возрасте даже закрадывается шальная мысль… Бред, короче. Сам-то посуди, Слава – ровесница моей дочери. С твоей стороны просто нелепо предполагать, что…
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – вставляет Николай Владимирович. – Да и выбора у тебя нет. Транспортировать её в таком состоянии нельзя.
– Ты понимаешь, подо что меня подписал? – обречённо спрашивает мужчина.
– Егорушка, подписал ты себя сам, когда притащил это чудо в свой дом.
– Словно у меня был другой выбор!
– Судьба не разбрасывается такими подарками, – успокаивающим тоном продолжает врач. – И я считаю, что тебе стоит разобраться, с какой целью в твоей жизни появилась молоденькая и красивая женщина.
В голосе Егора слышится усмешка:
– Птенец неоперившийся! А ты заладил – женщина, женщина!
Знаю, что некрасиво подслушивать. Знаю, что зачастую подслушанное приходится не по вкусу. Так и сейчас, стою, а словно ушат ледяной воды на голову вылили.
Делаю неосторожный шаг назад, отступая, и несдержанно вскрикиваю от боли, которая простреливает в бедре.
В коридоре моментально появляется Егор.
– Мила, ты чего встала? – строго спрашивает.
Я всхлипываю:
– В туалет захотела, вот и встала.
– Больно? – проницательно смотрит мужчина в мои глаза.
– Очень.
Я знаю, что он имеет в виду лишь боль в ноге, но отвечаю я за всё сразу. Мысль о том, что он не воспринимает меня иначе, чем ребёнком, злит. Потому что я помню его жадный взгляд. Тогда. В самый первый день. Когда он принёс меня в свою спальню и велел раздеваться. Так на детей не смотрят. От его взгляда тело наполнялось жаром. И вовсе не из-за температуры. Не могло же мне это привидеться, почудиться? Или могло?
За спиной Егора вырастает доктор:
– Если больше ничего срочного, то мне уже пора.
– Думаю, мы справимся до следующего визита, да, Слава? – спрашивает у меня хозяин, и мне не остаётся ничего, кроме как кивнуть. – Через три дня?
– Даст бог, ничего непредвиденного не случится, – неоднозначно отвечает Николай Владимирович и прощается с нами, покидая дом.
А мы так и стоим посреди коридора, буравя друг друга изучающими взглядами.
Егор отмирает первым. Проходит мимо меня в опасной близости. Так близко, что слышу едва различимый запах пота и чувствую тепло его тела. Эта смесь тянется шлейфом за мужчиной и оседает на мне. И чудится, словно я и сама пахну им.