Свет на облаках (САМИЗДАТ)
Шрифт:
— Я думал, это закончится, — тихо говорит король сыну, — Дожмём Нортумбрию, поживём в мире. Но нет… Значит, тебе придётся продолжить. Потому — учись. И — не только у меня.
— А у кого ещё? — недоверчиво фыркнул отпрыск, — Цезаря я прочёл. Спасибо, что заставил выучить латынь. Книга того стоит.
— У бриттов. У них творится странное творится. Громко называют имя короля Гулидиена — но шепотком прибавляют, что без богини войны побед бы не было…
— Так это волховство…
— В том, что я слышал, следов потусторонней силы нет. Зато есть характерный пошиб… Кого-то мне очень напоминающий. Такое ощущение, будто встретил знакомого — в чужой броне и шлеме с личиной. Потому они мне очень интересны, новый император Британии, и крещёная богиня. Я хочу знать — не кто песни поёт, а строит войска и измысливает приказы.
Их "прямо сейчас" — недели неторопливого марша. А потому стоит перенести область зрения подальше. К людям более торопливым. Вынужденно торопливым.
Ликует Карфаген! Жителям города — да и всей консульской Африки кажется — возвращаются старые добрые времена. По городским улицам бодро топают воины. Парад? Нет, идут буднично. Да и толпа не восторгается и рукоплещет, а всего лишь радуется и гомонит. Вот из гомона и становится ясно: не победа и не праздник. В лагеря спешат пращники, нанятые на Балеарах. Многочисленные знатоки рады объяснять любому профану, что лёгкую пехоту римляне саму по себе не применяют, стало быть, император Григорий где-то нашёл оружейные мастерские. Недаром вблизи города тренируют набранных из городской бедноты гоплитов. Пока с учебным оружием — но должны же им выдать и боевое. Да-да, Григорий объявил себя императором! По крайней мере, теперь горожанам всё ясно. На смену солдатам на улицы выплеснулись радостные толпы. Сперва казалось — праздник. Оказалось — нет. В руках карфагенцев появились дубины и ножи. Кое где и мечи мелькнули.
Первой целью толп стали отдельные дома в богатых кварталах. Там, впрочем, дело заканчивалось больше разговором да выкупом. Неужели всё-таки праздник? Но вот — громкие голоса, решительные жесты. Удар палкой. Взмах меча. Смятая ограда. Изломанные тела на белом камне…
В кварталах бедноты и разговоров не было. Только грабёж и кровь. По выкрикам удалось понять — бьют монофизитов. Тем беженцам из Сирии и Египта, что не отказались от еретических заблуждений, надеясь на защиту Константинополя. Раньше трогать их было нельзя — а тут, наконец, стало можно. Заодно прошлись и по еврейским кварталам. Евреи, они ведь тоже малость монофизиты: уж Божественной-то сущности в Христе не признают точно. Заодно и с долгами расплатились.
Наказания горожане не боялись. Горшки с Константом побиты, примирения не будет. А Григорий — православный, за ревность в вере сильно не обидит. Новые же войска и корабли только подтверждают серьёзность намерений. Вот наберёт бывший экзарх вторую армию, и повторит подвиг двоюродного деда — наведёт порядок в Константинополе, искоренит ереси. Потом займётся работой двоюродного дяди и изгонит врагов за пределы. Теперь сил должно хватить — и на арабов, и на гражданскую войну. Тем более, слухи уверяют, что Максим Исповедник, знаменитый защитник православия, что сумел прошлым летом обратить к истинной вере самого константинопольского патриарха, видел сон, предвещающий падение Константа. Даже и подробности откуда-то взялись: мол, привиделся монаху хор ангелов, певших славу греческому царю, императору Константу. Но вот некоторые ангелы запели славу царю Григорию и царице Августине! И очарование песни пропало, но тех, что пели осанну Константу, становилось всё меньше, августининых не прибавлялось — и скоро хор возглашал только здравицы Григорию, и песнь звучала краше прежнего.
Явное знамение. То, что сам сновидец находится в Риме, и никак не может ни подтвердить, ни опровергнуть слухов, жителей города не смущает. Напротив — поговаривают, что Максим сам являлся во сне патриарху Африки, чтобы рассказать о чудном видении.
Если бы у самого Григория было столько же уверенности, как у иных подданных! Будь его воля — предпочёл бы подождать. До известий из Британии, до нападения исмаильтян. Увы, царственный племянник поторопил, официально сняв дядю с должности, раз уж вызвать в столицу не получилось. Что ожидать от вызова — гадать не приходилось. Как и о том, насколько случайно единственный брат императора сломал шею на охоте. Оставалось занять должность, которая подтверждается
Большая часть этих надежд связана с Британией. И той, которая может оказаться как ушлой самозванкой, так и сбежавшей из-под стражи племянницей. По крайней мере, попытка разоблачения, предпринятая Константом пару недель назад, совершенно провалилась. Впрочем, племянник совершенно обезумел, раз пошёл на такой подлог: выставить простолюдинку с Родоса, да ещё знакомую многим морякам, в качестве собственной тётки. Видно, искали похожую, да лучшей не нашли. Как бедняжку ни запугивали, та от самозванства отказалась прямо на площади. Не посмела оскорбить священность царского венца.
Тут её и морячок какой-то признал… Начались волнения, и в беспорядках рыжая гречанка сумела сбежать. И хорошо. Ненависть племянничек успел заработать — пожалуй, везде, кроме столицы. Теперь стал посмешищем. Отлично! В ближайшие месяцы ему точно не до Африки будет. А за это время нужно обеспечить себя против арабов…
Наблюдатель бьёт себя по лбу. Отвлёкся, отвлёкся на дальние дела — пусть интересные, но почти совпадающие с исторической канвой. Зато, рассмотрев победителей, забыл про побеждённых. Тех из них, кто будет что-то значить в следующем году… Теперь в фокусе внимания просторный бург — укрепление, начинающее медленно, но верно превращаться в город. На башне разевает пасть золотой дракон. Внутри — сложив руки на груди, внешне спокойный человек склонил раздираемую тысячей забот и беспокойств голову. Кенвалху Уэссекскому есть о чём поразмыслить.
Старые боги покарали за отступничество. Иисус помочь не пожелал… Что ж. Остаётся надеяться на прощение тех, кому, по крайней мере, не безразличен. Асы терпеливы. Сколько выходок Локи простили, прежде чем заточить в подземелье. Так тот одного из асов убил. А он, Кенвалх, всего лишь желал испытать силу иного божества. Решено!
За спиной дышит дворцовый управитель. Ждёт распоряжений. Что ж, они последуют.
— В молельной комнате убери христианский алтарь, — а голос удалось выдержать спокойным, хорошо.
— Но, мой король…
— Не беспокойся. Я знаю, что ты христианин. Поверь, это никак не изменит доброго к тебе отношения. Я попросту сделал выбор — и желаю, чтобы мои подданные это заметили.
И не обратили внимание на то, что король сам виноват в поражении.
Кенвалх повернулся к окну, сквозняк донёс привычный уличный смрад Винчестера. Армии Пенды, разбившие его армию — бесчестно, по частям! — почему-то отклонились к западу. Кажется, мерсиец решил, что врагов следует добивать окончательно, а потому намерился в этом году покончить с Хвикке. Хорошо. Это даёт ему, Кенвалху, время до осени. А там — переселенцам с континента, кроме Уэссекса, податься некуда. Кент и Мерсия границы закрыли давно, Хвикке нет. В Нортумбрию традиционно едут англы. На следующий год она встанет на ноги, а это держава посильнее Хвикке. Да и христианский Кент никуда не денется — в Уэссексе у них куда больше единоверцев, чем в той же Мерсии. Опять же, они всё-таки саксы. А мерсийцы и не поймёшь, кто. Одна беда — Пенда уже нашёл одного нового союзника, может, и ещё кого-нибудь отыщет?
Кенвалх снова недвижим — и скучен. Что ж, найдётся другое место, более достойное внимания Сущности. Например — оставленный подопытной ради войны новорожденный город. И его граф. Который уже на грани злоупотребления. Ох, будет ему взбучка. Крепкая. Немайн не хуже коллеги — и мозги вправит, и лицо даст сохранить. И всё равно — каков этот норманн! Своё — не королевское. Точней, не хранительницыно. В том и проступок: в верфь Эгиль вложил чуточку больше души, чем в город. Хотя и тот рос понемногу. Но верфь не просто выросла — начала действовать. Очень помогли специалисты, конечно: скучающие моряки с дромона всегда готовы почесать языками. Результат: на стапеле — сидовское изобретение и великое искусство — растёт скелет корабля. Не больно длинный, да ходкий, плоский, словно распластанный по реке. Этот пройдёт над любыми мелями. В письмах Немайн нашлось решение — как сделать такой корабль устойчивым на ветру и на волне. Над снастями — сам ломал голову. Осталось — спустить, испытать в реке. А по весне — и в море. Если выйдет, как задумано — хороший речник и хороший мореход разом — Эгилю никакого золота не нужно. То есть нужно, но придёт само, в оплату за корабли.