Свет на вершине
Шрифт:
— А больше тебе нечего сказать?
Я пожал плечами.
— Увы. Как ваша сестра и остальные?
— Прекрасно, — отмахнулся Борис. — Не считая этих её страданий по поводу замужества — всё хорошо. Анна даже толком понять не успела, что происходит.
— Хорошо, — кивнул я. — А вы, ваше высочество? Как себя чувствуете?
— Я? — Борис задумался.
— Тогда, в зале, Её Величество хотела вас вытащить. Но вы предпочли остаться. Почему? Вы не Воин Света, пользы от вас не было никакой. И я говорил об этом не раз. Какой был смысл
— Константин Александрович, мне кажется, что вы придаёте чересчур большое значение своей персоне! — возмущенно вмешалась в разговор Агата. — Разумеется, она обладает очень большим значением, с этим трудно спорить. Но хочу напомнить, что войну ведёте не вы один!
— Агата! — поморщился Борис. — Не нужно меня защищать, пожалуйста. Костя прав — со стороны мой поступок выглядел по-дурацки. И я понимаю, как глупо это сейчас прозвучит, но… Пойми, Костя. Мне хотелось выстоять! Когда всё это началось, мне в голову как будто таран ударил. Тьма рвалась наружу. Кричала на разные голоса, убеждала в том, что человечество прогнило насквозь, что избавиться от него было бы благодеянием. Мне показалось, что если я убегу — Тьма победит. И я остался. Я выдержал, глядя в глаза Тьме — если можно выразиться таким образом.
— Вы молодец, ваше высочество, — сказала Кристина. — И ваш поступок вовсе не глупый.
Во взгляде, который Агата метнула на Кристину, отчётливо читалась ревность. Впрочем, Кристина не обратила на Агату внимания. А Борис Кристину, кажется, вовсе не услышал.
— Неужели теперь каждый раз так будет? — глядя на меня, бесцветным голосом спросил он. — С каждым разом всё тяжелее? Но ведь тогда… Тогда мы однажды просто не выдержим, Костя. Либо ты. Либо — я…
Да уж, две перспективки, одинаково приятные. Если сломает меня, то мир останется без одного из главных своих воинов. А вот если сломается Борис, то у одного из главных воинов не останется мира.
— Не всё так грустно, — возразил я. — Есть и хорошие новости. Мурашиха сказала, что линии вероятностей наконец показали ей какой-то финал. И если мы все хорошо постараемся, то победим.
— Победим? — переспросил Борис, глядя на меня, как на чокнутого проповедника. — Это возможно?
— Об этом я как-то не задумывался. Сказано: «победим» — значит, победим. А уж возможно оно или нет — не наша забота, — улыбнулся я. — Отправляйтесь-ка спать, ваше высочество. Вам это сейчас действительно необходимо.
Борис не стал спорить. Он и правда был очень утомлён. Он и Агата попрощались. Агата спустилась на пару ступенек, открыла дверь и оглянулась на Кристину. Та качнула головой. Пожав плечами, Агата скрылась у себя на этаже. Борис с трудом, опираясь на перила, поднялся вверх. Минуту спустя я услышал, как закрылась дверь.
— А у тебя какие планы на ночь? — спросила Кристина.
Я внимательно посмотрел на неё. У девушки порозовели щёки, она отвела взгляд. Пробормотала:
— Ну, я подумала… В конце концов, каждый из нас может погибнуть в любой
— А за тобой ведь сохранили твою комнату? — спросил я. — Ты живёшь всё там же?
Кристина кивнула. Я улыбнулся.
Комната Кристины находилась прямо под моей. Соответственно, одна стена, отделяющая её от площадки чёрной лестницы, была капитальной. И хранила один секрет, о котором не знал никто из учителей и наставников. Ну или, по крайней мере, они делали вид, что не знали. А именно: сквозь эту стену можно было пройти. На неё забыли наложить запечатывающие заклинания.
— Окажете мне честь, госпожа Алмазова? — Я протянул руку.
Кристина, совершенно зардевшись, положила свою ладонь в мою.
— Государю императору — ура! — выпалил Джонатан.
О существовании которого мы благополучно успели забыть.
Кристина и я посмотрели на него. И хором сказали:
— Нет!
Оскорблённый в лучших чувствах фамильяр издал бессловесный вопль. И взлетел вверх по лестнице. Надо полагать — на чердак, к Свете. Жаловаться на горькую судьбину и подбивать в качестве компенсации совершить ночной налёт на столовую. Шансы добиться успеха у него были, прямо скажем, не нулевые.
Глава 8
По воскресеньям за завтраком настроение у курсантов традиционно было приподнятым. Свобода! Целый долгожданный день без лекций, контрольных работ, практических занятий и физических упражнений.
Воины Света вернулись на свои посты. Кристину Витман предусмотрительно командировал на самый дальний от меня конец города.
Я первую половину воскресенья обычно посвящал тренировкам, а во второй, вместе с Борисом, Златой и Агатой приходил к Свете на чердак. Но сегодня за завтраком мне задали неожиданный вопрос.
— Костя, — мой сокурсник Пьер Данилов придвинулся ближе ко мне и подмигнул. — Ты не думал о том, чтобы вырваться сегодня из застенков?
Курсанты императорской академии, находясь в её стенах, искренне считали себя кем-то вроде заключенных. Каждый несанкционированный выход «в мир», то есть за ворота академии, приравнивался едва ли не к подвигу. Данилову по части самоволок равных не было. Но меня он обычно в компаньоны не звал.
— Самовольный уход из академии? — фыркнула навострившая уши Долгополова. — Фи, господин Данилов! Ваше рвение в нарушении дисциплины широко известно. Однако склонять на свою сторону ещё и господина Барятинского…
— Которому, к вашему сведению, дозволено покидать академию в любое время дня и ночи, — холодно вмешалась Авдеева.
После того, как она вошла в отряд Воинов Света и приняла участие в ликвидации двух прорывов, стала моей ярой поклонницей. С некоторых пор я, кажется, по определению не мог совершить ничего такого, чего Авдеева не одобрила бы.
— О, ну конечно! — Долгополова всплеснула руками. — Разумеется! Господина Барятинского неизменно влекут государственные дела. И господина Данилова, полагаю, тоже.