Свет на вершине
Шрифт:
— Что ж натворили, ироды! — всплеснув руками, запричитала она. — Посуду побили, травы рассыпали! Печка — и та погасла!
— Я пришлю людей, чтобы навели порядок, — раздраженно буркнул Витман. — Человек погиб, а ты над горшками кудахчешь! Постыдилась бы.
— Челове-ек? — прищурилась Мурашиха.
— А то кто же? — я резко повернулся к ней.
— Путь Наставника — помогать и обучать, — важно сказала Мурашиха. — Для того они нужны, для того и рождаются! Судьба Наставника — указать ученику верную дорогу. Помочь
— А дальше — хоть помирай? — огрызнулся я. — Так, что ли?
— Этот не помрёт, — отмахнулась Мурашиха. — Не таковский.
— То есть, Платон жив? — я вцепился в её руку.
— Не жив и не мёртв. От жизни отказался, смерть его не приняла. Перерожденным магам нельзя уходить без покаяния.
— И где же он?
— Растворился во Тьме.
— И что это значит?
— Что значит, что значит, — отцепляя мои пальцы, проворчала Мурашиха. — Вот же репей — всё ему знать надо! Победишь Тьму, тогда и узнаешь. А до тех пор наставника своего не касайся. Это его судьба, не твоя.
— Понял, — вздохнул я. — То есть, осталась сущая ерунда — победить Тьму.
— Вот, — кивнула Мурашиха. — Другое дело.
И тут же, резко сменив пластинку, вернулась к причитаниям:
— Ох, горшочки мои-и! Ох, травушки мои-и! Всё, как есть, погромили, ироды! Ничего не оставили! Как жить-то теперя буду-у…
— Не переживайте, пожалуйста, — к Мурашихе подскочила Света. — Я сейчас всё поправлю!
Ответить Мурашиха не успела. Света подняла руки. По тесной, полутёмной комнате запрыгали искры.
Трещина в оконном стекле исчезла, стекло засияло чистотой, занавеска на нём — белизной. Крышка люка вновь стала целой, чугунное кольцо сверкнуло и вернулось на место. Над разбросанной посудой закружился вихрь. Чашки и плошки, целые и невредимые, намытые и натертые до блеска, выстроились на столе. Избавившиеся от вековой копоти горшки — у печки. Пучки трав вернулись на стены. Полосатые дорожки на полу, наверное, не выглядели так, даже когда были новыми. Доски пола засияли свежим деревом…
— Хватит! — обалдевшая Мурашиха вышла из ступора и схватила Свету за руку. — Этак и ослепнуть недолго! Мне тут жить ещё…
— Да тебе, старая, не угодишь, — фыркнул Витман.
— Ну, Костя же пообещал на ней жениться, — раздался ехидный голос Кристины. — Самое время прибраться в жилище. А то ещё передумает.
Разъяренная Мурашиха махнула на Кристину тряпкой.
Витман повернулся ко мне.
— Куда прикажете доставить ваше воинство, Капитан Чейн? Я подумал, что лишний портальный переход вам сейчас точно не нужен, и вызвал несколько машин. Люди ждут на улице.
— Давайте домой, — решил я.
— В ваш особняк? Всех?
— Да. Всех.
Витман посмотрел на часы.
— Сейчас четыре часа утра. При всём уважении, ваш дорогой дедушка — не самый молодой человек. Вы уверены, что…
— Уверен, — оборвал я. — Тем
Такого количества гостей, расположившихся на ночь, городской особняк Барятинских не видел давно. Прислуга с ног бы сбилась, готовя постели. К счастью, положить срочно требовалось лишь Свету — внезапно оказалось, что хозяйничая в хижине Мурашихи, она переоценила свои возможности. А может, сказалось возвращение в физический мир. Как бы то ни было, в машине Света вырубилась, и в дом Витман тащил её на руках.
Полли вяло протестовала, но я настоял на том, что и ей надо лечь. Остальные по дороге более-менее пришли в себя. Я рассудил, что ложиться нам пока рано, а следовательно, вместо спален обойдёмся столовой — с несколькими бутылками спиртного из запасов деда.
— В комнате Светы не должно быть зеркал, — предупредил я, глядя в глаза горничной Китти.
— Конечно, сию секунду, — беззаботно прощебетала та.
Она уже убегала, когда я поймал её за руку. Привлёк к себе и заглянул в глаза. Китти порозовела. Похоже, её мечты затащить меня в постель никуда не делись.
— Ваше сиятельство…
— Никаких зеркал, — повторил я. — Это важно, Китти. Важнее всего, что ты делала в жизни и важнее всего, что, быть может, сделаешь. Задёрни шторы так, чтобы не было отражений в оконном стекле. Всё блестящее и способное отражать вынеси из комнаты. Я зайду проверить.
До Китти, кажется, дошло, что здесь не шутят. Она повернула голову и посмотрела на Свету. Та проснулась и сидела в кресле в гостиной — грустная, съёжившаяся, с чёрной повязкой на глазах.
Мы не могли себе позволить рисковать. Не сейчас, когда с такими усилиями вызволили аватарку.
— Будет сделано, ваше сиятельство, — сказала посерьёзневшая Китти.
Я отпустил её и кивнул:
— Иди.
Через десять минут проинспектировал комнату. Задание Китти выполнила на отлично — здесь не осталось ничего, даже близко зеркального. Китти задрапировала простыней даже лакированную поверхность гардероба. Казалось, что комнату подготовили к длительному отъезду хозяев.
Удовлетворённо кивнув, я сходил за Светой и ввёл её в комнату. Усадил на кровать.
— Теперь я могу снять повязку? — жалобно спросила она.
— Теперь — да.
Света развязала узел на затылке, и повязка упала ей на колени. Оглядевшись, Света шмыгнула носом.
— Ты останешься со мной? — она посмотрела на меня.
— Нет. Нам необходимо многое обсудить. Но я обязательно зайду тебя проведать. Сразу, как только освобожусь.
— Хорошо. — Света улыбнулась.
— Спи. — Я поцеловал её в лоб. — Тебе нужно как следует восстановиться. Если что-то понадобится — дёрни вот за этот шнурок, у кровати. Китти услышит и придёт. Если надо, позовёт меня.