Свет не без добрых людей

Шевцов Иван Михайлович

Цвели комнатная сирень и жасмин, китайская роза и кактус, как всегда, цвела примула.

–  Бери стул, садись, - по-хозяйски уверенно пригласила Нюра, и этот тон хозяйки и уверенность показались Вере обидными, оскорбительными.
– Садись, поговорим.

–  Да, нам следовало давно поговорить, - вспыхнула Вера, беря стул.

Нюра пронзила ее своим острым, беспощадным взглядом, каким она смотрела обыкновенно на тех, к кому чувствовала неприязнь.

–  Сначала о деле, - сказала Нюра, дотронувшись до исписанных листков грубыми, крепкими пальцами.
– Я

готовлю доклад на партсобрании. Собрание будет открытое. Желательно, чтобы на нем присутствовали комсомольцы. Пусть бы ребята выступили. Поговорить есть о чем… Виновник этого собрания, его инициатор - Миша Гуров. Он будет присутствовать на собрании незримо, заочно. Пусть комсомольцы говорят от его имени, отстаивают его идеи.

Нюра наклонила к столу свою крепкую курчавую голову, в очертании ее профиля Вера впервые почувствовала огромную силу и собранность характера. Нюра взяла в руки тетрадку, замелькала исписанными страницами. И обложка, и почерк, и вся тетрадка показалась Вере очень знакомой. Она вспомнила: это его, Мишина, тетрадь. А Нюра говорит, предлагая тетрадь Михаила:

–  Тебе тоже не мешает с этим познакомиться. Это Мишины тезисы.

–  А я знакома, - с вызовом отвечает Вера и замечает, что ответ ее немного озадачил, но нисколько не обезоружил Нюру.

–  Вот как! Давно?

–  Давно.

–  Ну, тем лучше. Будем считать, что о деле мы поговорили и теперь можем переходить к обсуждению второго вопроса. Пожалуйста, твое слово.

Нюра нарочито взяла этот полунасмешливый тон, он дает возможность ей сохранить преимущество в поединке, которого обе напряженно ждут. Вера теряется:

–  Собственно, о чем говорить, - пожимает она плeчами. Она не знает, с чего начать, она не готова к такому щепетильному разговору, слишком внезапно произошла эта встреча, разволновавшая ее. И потом весь день был какой-то тяжелый, нервозный.

–  Наверно, о Мише, - смело подсказывает Нюра.

–  Да, о Мише. Что с ним, где он? Никто ничего не знает, - растягивая время, говорит Вера.

–  Почему никто? Мы с ним переписываемся.

Как и рассчитывала Нюра, ее реплика окончательно обезоружила Веру. Та лишь горько и растерянно обронила:

–  Да? Я этого не знала.

Парализовав свою противницу и не давая ей опомниться, Нюра перешла в наступление. Речь ее была спокойная, уверенная, слова емкие, не допускающие возражений, тон, если не начальнический, то, во всяком случае, человека старшего, более мудрого и опытного, присвоившего себе бесспорное право поучать:

–  Миша - человек особенный, не такой, как другие. И любовь у него не такая. Ты его не знаешь, а мы его знаем. Он человек цельный и доверчивый. Играть с его чувствами опасно. Второй Юльки он не переживет. Поняла?

Нюра смотрела прямо в Верины глаза, как прокурор, сурово, тяжело и холодно.

–  Какой Юльки?
– спросила Вера.

–  О Юльке Королеве ничего не слыхала?

–  Нет, - тихо и покорно призналась Вера.

–  Ну так слушай…

Когда Нюра рассказала историю Юли Законниковой со всеми подробностями, историю, о которой Вера ничего не знала, очевидно потому,

что в совхозе о ней из-за давности времени уже не вспоминали, Вера рассеянно, как во сне, спросила:

–  Что я должна делать? Чего ты от меня хочешь?

–  Не играть с огнем. Оставь его в покое.

–  Не могу, - глядя куда-то в пространство затуманенными, печально-невидящими глазами, негромко ответила Вера.
– Я люблю его…

Нюра презрительно повела глазами и поджала губы:

–  Юлька тоже любила.

–  Я не Юлька. Я люблю его, - повторила Вера настойчиво.

–  Так ты что ж думаешь, ты одна такая?.. Его весь совхоз любит. Может, другие гораздо раньше и сильней тебя, и у них больше прав. Чем ты лучше их?

Вера быстро встала со стула и, шатаясь, как пьяная, подошла к белой сирени, уткнулась лицом в цветы. Тонкий, нежный аромат не успокаивал, а еще больше волновал. "Зачем я здесь, к чему этот разговор?"

–  Я не понимаю тебя, Нюра. О каких "других" ты говоришь? О себе? О каких правах? Ведь ты не жена его.

–  А ты не невеста. Вот так-то.

–  Он сам должен решить, - сказала Вера.

–  Он уже решил.
– И в этом ответе Нюры звучит тайный намек и насмешка победителя.

–  Как?
– испуганно вырвалось у Веры.

–  А вот так.

–  Ну хорошо.

Вера машинально ломает ветку белой сирени.

–  Хорошо, - повторяет она бездумно и, не говоря больше ни слова, уходит.

Дома Надежда Павловна изумленно спрашивает, указывая на ветку:

–  Сирень! Неужто настоящая? Откуда?

–  Идемте расскажу.
– Вера позвала Надежду Павловну к себе наверх.

Не раздеваясь, поставила веточку в стакан с водой и, не отпуская от себя стакан, как драгоценную чашу, сказала, обращаясь к Надежде Павловне:

–  Я сегодня днем в лесу весну видела, а вечером - вот это.

–  Но где ты раздобыла?
– Посадова силой взяла из Вериных рук стакан, понюхала цветы.
– Дивная сирень.

–  Подарил мне на прощанье человек, которого я… Который для меня…

–  Которого ты любила?.. И это здесь, в совхозе? Кто-нибудь из приезжих?

–  Нет, он местный, но теперь это все равно. Только ветка эта связывает нас… пока. Век у нее слишком короток. А жалко. Завянет, все завянет, как эта ветка.

–  О-о-о, да ты начинаешь говорить загадками.
– Надежда Павловна обняла Веру и приласкала.
– Ну расскажи, кто тот принц, который достал из-под снега тебе ветку сирени? Где он и откуда? Это мы должны с тобой обсудить.

–  Он? Он где-то далеко. Сама не знаю где, - прижимая к своей горячей щеке руку Надежды Павловны, ответила Вера.
– Только у него есть новая принцесса, Юлька-вторая. А я не Юлька. Я не хочу быть ни королевой, ни императрицей, ни президентшей, ни министершей. Я не хочу быть женой миллиардера. Я не могу… И Родину свою ни на какие титулы и блага не променяю. Нет, не променяю! Нет, я не Юлька Королева! Они глубоко ошибаются. Они меня не знают.

–  Кто они?
– роясь в догадках, спросила Посадова. Но Вера не спешила называть подлинные имена.