Свет-трава
Шрифт:
Иван Иванович лукаво подмигнул Никите Кирилловичу и перевел взгляд на Наседкину.
– А ты приезжай завтра, Кузьма Капитонович, в Гречишное, посоветуемся там с народом, подсчитаем излишки – и, в чем можем, пойдем навстречу, – сказала Наседкина и посмотрела на Банщикова.
– Ну, рассказывай, Никита Кириллович, не томи!
Никита Кириллович стал рассказывать о том, какие выгоды получит колхоз от затопления деревенского болота.
Наседкина слушала его внимательно, то и дело перебивала вопросами: «А во что это обойдется?», «А сколько
«Ну и огонь! Сразу быка за рога старается поймать!» – думал Никита Кириллович о Наседкиной.
Выслушав его объяснения, Наседкина пожелала осмотреть местность, на которой развернулись работы.
Иван Иванович нарочно повел гостью мимо клуба, рассчитывая, что любопытная, дотошная соседка обязательно захочет заглянуть туда. Так и случилось. Наседкина окинула взглядом новый дом с вывеской «Клуб» и пожелала войти в него.
Они вошли в просторное помещение клуба. Наседкина с любопытством прошлась между рядами скамеек, заглянула на сцену, постояла у стола, на котором лежали еще не развязанные стопки книг, только что привезенные из города. Потом подошла к пианино и тронула пальцами клавиши.
– «Заседание клубного совета в пятницу, в семь часов вечера», – прочитала она вслух висящее на двери объявление. – Славно, хозяева, живете, – с завистью в голосе сказала она Ивану Ивановичу и Кузьме Капитоновичу.
Они вышли из клуба и направились по улице. Но вдруг Кузьма Капитонович решительно повернул назад.
– Там по переулку куда ближе! – сказал он.
Иван Иванович в недоумении развел руками, собираясь возражать, но взглянул на Кузьму Капитоновича и покорно зашагал за ним.
«Грехи скрывает Кузьма Капитонович, – пряча улыбку, подумал Никита Кириллович, припоминая, что в конце улицы, у поворота к реке, второй год стоит сломанная веялка. – Побаивается он Наседкину! Такой на язык попадешь – не обрадуешься!»
Без устали Наседкина ходила по изрытой канавами ложбине, с неистощимым интересом расспрашивала Никиту Кирилловича о всех мелочах его проекта. Подобрав подол простенького в крупных цветах платья, она легко перепрыгивала через ямы.
Иван Иванович и Кузьма Капитонович уже устали и с нетерпением ждали конца этого визита.
– Вот что, соседи, ведите меня к доктору, с ней еще желаю поговорить, – сказала Наседкина.
Иван Иванович и Кузьма Капитонович, ссылаясь на неотложные дела, оставили гостью на попечение Банщикова.
Он повел Наседкину в больницу. Никогда еще радость не захлестывала его с такой силой, как сейчас. Ему было радостно не только потому, что Наседкина похвалила его проект, но, главное, потому, что он шел к той, которую уже мысленно называл «моя Машенька».
Глава двадцать четвертая
Стояли последние дни августа. Начиналась золотая сибирская осень с тихими днями, уже не жаркими, но полными чарующего блеска, какого не бывает в летнее
Отцвели яркие, пышные цветы, их сменили скромные белые ромашки, ароматный белоголовник, темнолистые гирчи и поручейник. Однообразные осенние цветы кое-где оживляли желтый пикульник, куриная слепота да пурпуровая плакун-трава.
Как в волосах сорокалетнего человека запутается нежеланная седина, так в яркой зелени осин, берез, черемух и рябин нет-нет да и проглянет желтый осенний лист. Он нагонит мгновенную грусть, и снова скроется золотая осенняя седина в пышных россыпях золотой листвы.
В эти дни почти не бывает ни дождей, ни ветров. В тихом, торжественном покое сторожит земля зрелость природы.
Вечером Федя уезжал в город. Последний раз бродил он по лесам, все еще надеясь найти свет-траву. Но все травы, которые попадались на пути, уже были в его гербарии.
Несколько дней тому назад он проводил Игоря. Затем отправилась на стажировку в город Маша. А сегодня утром на руднике он простился с Саней.
Федя обогнул гору, поднялся на косогор и по чуть заметной тропе вышел на дорогу. Он прошел несколько шагов, остановился, повернулся к лесу, снял кепку и на прощание помахал ею зеленым просторам. Потом засмеялся над собой и быстро пошел к Семи Братьям.
У него не было ни разочарования, ни ощущения впустую потерянного лета. Он знал, что большое дело обязательно требует времени, сопряжено с неудачами и борьбой. Он глубоко верил, что свет-трава существует и он ее найдет.
Колхозная машина ждала Федю около сельсовета. До машины его провожали Степан Петрович, Наталья Родионовна и Банщиков.
Федя не захотел ехать в кабине. Он залез в пустой кузов. Оттуда видны были небо, лес и луга. На прощание крикнул:
– Летом опять приеду искать свет-траву!
Он махал кепкой до тех пор, пока не исчезли из глаз крайние в селе постройки механизированного тока и зернохранилища.
И снова началась горячая студенческая пора.
На втором занятии ботанического кружка Федя отчитался о командировке в Семь Братьев. Как и весной, собрание было бурным.
Алеша в эти дни болел, и Федя после занятий кружка поспешил к товарищу.
Алеша жил в студенческом общежитии, разместившемся в здании бывшей церкви, с усеченным куполом, широкой дверью и высокими, вверху овальными окнами. Почти ощупью он прошел темный коридор и постучал в дверь.
В просторной комнате стояли три наспех застланные кровати, шкаф для одежды, этажерка с аккуратными стопками книг, любовно подобранными по формату, четыре стула с кожаными спинками и сиденьями. Окна завешены пожелтевшими от солнца газетами, широкие подоконники уставлены батареями кастрюль, бутылок, чашек.
Стол, накрытый толстой синей бумагой, украшен букетом осенних ромашек в банке из-под консервов.
– Что я вижу! – закричал Федя еще в дверях. – Цветы! Живые цветы на столе служителя неживой природы, человека с каменным сердцем!