Свет-трава
Шрифт:
– Сдаюсь! Иду на вечер встречи с писателями! Пересматриваю свои взгляды! – весело воскликнул Игорь, поднимая над головой обе руки.
«Молодец, не обиделся», – подумал о товарище Федя.
Игорь никогда не пытался навязать противнику свои взгляды и перетянуть его на свою сторону. Он оставлял ему право оставаться при своем мнении. Поэтому спорить с Игорем было невозможно. Эту черту его характера Федя помнил с детских лет.
Будто бы ничего не случилось, Игорь сейчас же заговорил о том, как жаль, что и вторая поездка к Савелию Пряхину осталась безрезультатной.
В это время внимание
Кто один из них, Маша почувствовала сердцем еще тогда, когда не различали глаза, другого узнала только на небольшом расстоянии. Это были Банщиков и Иван Иванович.
Худощавый, ловкий Иван Иванович, в военном костюме, перетянутый широким ремнем, как джигит, цепкими ногами обхватил взмыленные бока черного горячего коня. Никита Кириллович, в белой расстегнутой косоворотке, в полосатых брюках, заправленных в сапоги, тоже отлично держался в седле, в каком-то порыве подавшись вперед. Но он смотрел не туда, куда указывала рука Ивана Ивановича. Движением головы отбрасывая назад непокорные пряди волос, он смотрел на дорогу, по которой навстречу ему в белом платье, в белом шарфике, наброшенном на голову, шла Маша и рядом с ней все тот же молодой человек с манерой держать себя везде так, точно он дома.
Никите Кирилловичу захотелось хлестнуть коня так, чтобы тот пролетел мимо этой молодой компании. Но Иван Иванович заметил Машу и спрыгнул с коня. Никита Кириллович был тоже вынужден спешиться.
– Все по вашему делу Никита Кириллович из меня душу вышибает, – пожаловался Иван Иванович, пожимая Маше руку. Но жалости он не вызывал – энергией, здоровьем, силой веяло от всего его облика.
Он подал руку Игорю, потом Феде и сказал:
– Председатель сельсовета Лучинин.
Никита Кириллович Федю знал, а с Игорем пришлось познакомиться. Коротким, но недоброжелательным взглядом окинул он рослого, как и он сам, юношу в костюме на военный манер, его стриженую голову и белые, нежные, как у девушки, руки с длинными пальцами.
– Ну вот, еще раз самолично посмотрел, – оживленно говорил Иван Иванович, попыхивая трубкой и удобно пристраиваясь на сваленном дереве у дороги.
Было ясно, что Иван Иванович настроен посидеть, покурить и поболтать. И молодежь с удовольствием разместилась вокруг него. Никита Кириллович тоже опустился на траву. Он играл хлыстом, не отрывая от него глаз.
– Все осмотрел, – продолжал Иван Иванович, обращаясь к Маше. – Белый ключ, который, по вашему проекту, соединится с Зеленым ручьем, и болото. Комаров там – тучи! Прежде, бывало, кусают – не заметишь, а теперь чуть кольнет, так и кажется, что бактерию малярии пустил под кожу.
Игорь насторожился.
– Какой это ваш проект, Мария Владимировна? – спросил он. – Если не секрет, так расскажите.
– Интересно было бы узнать, – сказал Федя, и Маша почувствовала упрек в его голосе и взгляде, точно он хотел подчеркнуть, что не по-товарищески скрывать такие интересные вещи от него и от Игоря.
Маша посмотрела на Банщикова. Ее нерешительный взгляд спрашивал: «Можно сказать?» Но Никита Кириллович в упор смотрел на тонкий жгут хлыста, как змея изогнувшийся в траве причудливым кольцом.
– Автор этого
Федя не настаивал, но Игоря уже трудно было удержать. Он вскочил и горячо обратился к Банщикову, прося объяснить сущность проекта. Никита Кириллович засмеялся, отбросил хлыст и рассказал о новом водоеме.
– Блестящая идея! – воскликнул Игорь. Он стоял возбужденный, раскрасневшийся и смотрел на Никиту Кирилловича влюбленными глазами.
Никто, кроме Феди, не понял, почему так загорелся этот восторженный юноша, но Федя расхохотался.
– Сюжеты… проблемы… герои! – сквозь смех воскликнул он. – Никита Кириллович! Не откажите моему другу помочь вам в осуществлении этого проекта. Он ночи спать не будет, сам всю землю перекопает!
– Один не осилю, – с улыбкой сказал Игорь, – а все вместе поможем. – Он вопросительно посмотрел на Федю.
– Конечно, поможем, – отозвался Федя.
– Вот что, товарищи, – сказал Иван Иванович. – Мы с Никитой Кирилловичем так порешили. Весеннее половодье в этом году использовать не удалось. Значит, надо к будущей весне все подготовить. И подготовить сейчас. Людей у нас вроде и много, а на этакие просторы, – он показал рукой вдаль, – все равно не хватает: некого мне дать на эту работу. Попытаемся организовать воскресник. Инструмент в колхозе есть, машины, коней также мобилизуем. А людей надо организовать, тут уж добрая воля да сознательность…
Долго и обстоятельно они обсуждали, как организовать воскресник.
Мимо них с полей, белых от цветущего клевера, летели на пасеку пчелы, обремененные ношей, и, как цветы и трава, как воздух вокруг, несли с собой чуть уловимый запах клевера и меда. В воздухе стоял несмолкаемый звонкий гомон кузнечиков – жизнерадостный и зовущий.
И когда Лучинин и Банщиков ускакали, замер цокот копыт лошадей и развеялась пыль на дороге, Игорь восторженно воскликнул:
– Чудесный человек! А лицо какое! Красавец! Вы заметили, Мария Владимировна, какие глаза? Вот уж поистине бездонные… И горят, как звезды!
Маша покраснела. Она наклонилась и сорвала совсем не нужный ей цветок.
Заметила ли она? Да ей эти глаза день и ночь не дают покоя, так и стоят в ее воображении – золотые, глубокие.
Глава девятнадцатая
Игорь и Федя жили у Степана Петровича. Старый дом, построенный сто лет назад одним из семи братьев Кудреватых, с трех сторон окружала пасека. Это был сад из мелкорослых цветущих деревьев: яблони, черемухи, боярки. Между тонкими стволами, на полянках, засеянных белым и розовым клевером, стояли веселые разноцветные пчелиные домики с крышами, с маленькими круглыми отверстиями на восток.
Четверть века прожил Степан Петрович на пасеке со своею родственницей Натальей Родионовной. Теперь им перешло за шестьдесят лет, но оба были бодры и здоровы.
Степан Петрович целыми днями без устали возился на пасеке. Наталья Родионовна управляла небольшим хозяйством. Жили они дружно, но скучно. День походил на другой, месяц на месяц, и год повторял предыдущий.
Приезд гостей нарушил это однообразие. Старый дом сам словно помолодел, приободрился, принарядился свежими скатерками, занавесками, чистыми половиками.