Свет твоих глаз
Шрифт:
Она подняла голову и посмотрела на него.
– Как ты можешь так говорить? Как только ты можешь…
– Я сказал, что тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего плохого. Ты сделала то, что должна была сделать.
Голос его звучал сурово. Она дернулась в своих путах, будто ей вылили на голову ушат холодной воды.
– Но я…
Мэйс поднял подбородок. Губы его потрескались от жары, но были крепко сжаты.
– Не стоит тратить время на жалость к себе, Эмери! Давай лучше думать, как нам выбраться!
– Мне вовсе себя не жаль!
– Тогда сделай вид, что ты хочешь жить. Заставь себя думать в этом направлении. У нас не так много времени.
Эмери взглянула на Кальфа и поняла, что он имеет в виду. Кальф уже давно кричал. Он был мокрый, голодный, ему было жарко. Видеть страдания беспомощного младенца и не быть в состоянии помочь – вот это настоящая пытка.
Эмери отчаянно старалась освободиться от веревок, стягивающих за спиной ее кисти. Костяшки пальцев царапались о кору, но ничего не получалось. Зик слишком крепко связал ее.
Прошло полчаса с того момента, как Зик и Билл покинули лагерь. Они прихватили с собой шесть лошадей, нагрузив их сумками с водой и пищей, взяв столько, сколько смогли унести. Портфель Мэйса с его рисунками валялся в песке. Не обремененные повозкой, они смогут быстро пересечь горный массив Сьерры. Эмери от всей души желала, чтобы они никогда не добрались до Калифорнии. Она потрясла головой, пытаясь избавиться от проклятых воспоминаний, но картины, одна омерзительней другой, всплывали в памяти: вот Зик затаскивает ее в тень деревьев, задирает юбку, она дрожит от отвращения, сопротивляется, но он грубо насилует ее. Наконец он насытился. Она успевает зачерпнуть пригоршню воды и проглотить ее. Зик, наблюдая за ней, издевательски посмеивается.
– Умница, девочка, – сказал он, застегивая штаны. – Пей сколько влезет, ведь больше у тебя такой возможности не будет.
Она отвернулась от него.
– Могу я принести воды остальным? – спросила она.
– Нет, черт возьми, зачем?
– Но они хотят пить. Они…
– Заткнись. Мне на них наплевать. Черт возьми, хотел бы я захватить тебя с собой. Такую женщину чертовски жаль оставлять койотам, – с сожалением добавил он.
Уйти с Зиком? Страшно даже представить такое. Да и зачем жить, если здесь останутся умирать и Мэйс, и Тимми, и Сюзанна, и Кальф?
– Эмери, – прошептала Сюзанна, – мне хочется пить.
– Мы все хотим пить, Сьюзи. Но надо подождать пока… пока мы не придумаем, как нам выпутаться из этих веревок.
– Не думаю, что мы сможем выпутаться, – печально сказала девочка. Она казалась еще меньше и слабее на фоне толстой крепкой веревки, что стягивала ее руки и ноги.
– Тихо, Сьюзи, – тоном старшего сказал ей Тимми, – мы придумаем что-нибудь, вот увидишь!
– Конечно, – как можно увереннее сказала Эмеральда, прекрасно сознавая, что помощи ждать неоткуда. И если Зик связал остальных так же крепко, как и ее, надеяться не на что.
И все же каждый из них пытался освободиться от веревок. Даже Бен Колт очнулся от летаргии и
– Старайтесь изо всех сил. – Сказал им Мэйс. – От этого зависит наша жизнь. Может, какая-нибудь из веревок порвется, или вы сможете найти что-нибудь острое, чтобы перетереть ее. Если животное способно перегрызть собственную ногу, чтобы освободиться от капкана, то почему бы нам, людям, не попытаться?..
Снова и снова звучал голос Мэйса, ободряющий, не дающий потерять надежду. И Эмеральда пыталась снова и снова. Кисти ее рук были стерты до крови. И другие делали то же самое. Лицо Труди покрылось испариной от непомерных усилий. И даже Уайт, все лицо которого было в крови, изо всех сил дергался.
Но веревки не поддавались, словно стальные наручники.
– Трите! Трите веревки о кору! – подсказывал Мэйс. – Рано или поздно они перетрутся!
Шло время. Солнце клонилось к западу, красный, расплавленный шар завис над горизонтом. Кэтти снова заплакала, тихонько завыла Марта, унылая, сосредоточенная, целиком погруженная в себя.
Кальф заходился от крика, сжимая кулачки и тряся головкой. Его мучили и голод, и жажда, тельце саднило – никто не мог его перепеленать.
– Эмери, – сказала Сюзанна, – Кальф голоден. Он хочет молока.
– Я знаю, милая, – ответила, проглотив слезы, Эмери.
Но девочка не унималась:
– Но кто его покормит, Эмери? Кто подоит Босси?
– Никто, если мы сдадимся, – просто и ясно ответил Мэйс. Он посмотрел на девочку, будто увидел ее впервые.
– Ты выглядишь словно маленькая стрела, Сюзанна, – сказал он задумчиво. – У тебя тоненькие ручки. Ты можешь покрутить кистью, девочка?
– Я… я не знаю.
– Покрути кистью, – приказал он. – Если ты сможешь это сделать, веревка соскользнет с руки.
Пока Сюзанна пробовала провернуть руку в веревочной петле, все напряженно наблюдали за ней. Девочка работала сосредоточенно, поджав губы. Один раз она вскрикнула от боли. Эмеральда подумала о той малышке, которую увидела в Сент-Луисе, цепляющуюся за мамину юбку. Как давно это было! И вот теперь от пятилетнего ребенка зависит жизнь взрослых людей.
Сюзанна без устали крутила рукой, морщась от боли, а Кальф все надрывался…
Эмеральде хотелось заткнуть уши. «Прошу тебя, Господи, – молилась она, – пожалуйста, помоги нам. Помоги нам всем!»
Одинокий Волк подошел к реке с севера от эмигрантов, как и рассчитывал.
Он долго и жадно пил, пока не напился, затем сам окунулся в прохладную воду. Наполнив кожаный мешок для воды, он пошел вдоль берега к каравану.
Без умолку трещали сороки, жужжали насекомые. Солнце садилось.
Скоро, думал Одинокий Волк, он найдет того белого человека, которого преследовал так долго. До рассвета он подождет в засаде. И тогда он нападет, сделав то, что должен сделать. Он будет действовать быстро, и у него будет много удачных попаданий. Может, он возьмет заложников…