Свет в августе
Шрифт:
– - Нет, -- ответил мальчик. Мужчина смотрел на него. Когда он заговорил, тон у него был задумчивый.
– - Ты никогда мне не лгал. То есть, сколько я знаю.
– - Он смотрел на мальчика, на его спокойный профиль.
– - С кем ты дрался?
– - Там был не один.
– - Ага, -- сказал мужчина.
– - Я полагаю, ты им оставил память?
– - Не знаю. Наверно.
– - Ага, -- сказал мужчина.
– - Поди умойся. Ужин готов.
В ту ночь он ложился спать с твердым решением бежать из дома. Он чувствовал себя, как орел: суровым, независимым, могущественным, беспощадным, сильным.
Макихерн хватился телки только на третий день. И то потому, что наткнулся на спрятанный в хлеву новый костюм. Осмотрев его, он понял, что костюм ни разу не надеван. Костюм он нашел утром. Но ничего об этом не сказал. А вечером пришел в хлев, где Джо доил корову. Хотя он сидел на низкой скамеечке, прислонясь головой к коровьему боку, нетрудно было заметить, что ростом он не уступит взрослому мужчине. Но Макихерн этого не видел. Если он что и видел, то-ребенка, пятилетнего сироту, который сидел с ним в коляске декабрьским утром двенадцать лет назад, настороженно замерший и покорно-безразличный, как животное. "Я не вижу твоей телки", -- сказал Макихерн. Джо не ответил. Он склонился над подойником, над шипящей струей молока. Макихерн Стоял позади него, над ним, глядя сверху.
– - Я говорю, твоей телки не видно.
– - Знаю, -- сказал Джо.
– - Она, наверно, у ручья. Я за ней сам присмотрю, раз она моя.
– - Ага, -- сказал Макихерн. Он не повысил голоса.
– Пятидесятидолларовой телке вечером не место у ручья.
– - Ну, это будет моя потеря, -- сказал Джо.
– - Корова была моя.
– - Была?
– - переспросил Макихерн.
– - Ты сказал, корова была твоя?
Джо не поднял головы. Струя молока из-под его пальцев с тихим шипением толкалась в подойник. Он слышал, что Макихерн ходит у него за спиной. Но не оглядывался, пока не кончил доить. Тогда он повернулся. Макихерн сидел на чурбаке у двери.
– - Ты бы снес сперва домой молоко, -- сказал он.
Джо встал; в руке у него покачивалось ведерко.
Он ответил упрямо, но спокойно:
– - Утром ее найду.
– - Снеси домой молоко, -- сказал Макихерн.
– - Я подожду тебя тут.
Джо постоял еще секунду. Потом повернулся. Он вышел из хлева и направился к кухне. Когда он ставил подойник на стол, появилась миссис Макихерн.
– - Ужин готов, -- сказала она.
– - Мистер Макихерн уже дома?
Джо отвернулся к двери.
– - Скоро придет, -- сказал он. Он чувствовал, что женщина смотрит на него.
Она сказала обеспокоено, несмело:
– - Ты как раз успеешь умыться.
– - Скоро придем.
– - Он вернулся в хлев. Миссис Макихерн подошла к двери и смотрела ему вслед. Еще не совсем стемнело, и она увидела в дверях хлева фигуру мужа. Она не позвала его. Просто стояла и смотрела, как сходятся двое мужчин. Что они говорят, она не могла расслышать.
– - Так, говоришь, она у ручья?
– - спросил Макихерн.
– - Я сказал -- может быть. На выгоне места много.
– - Ага, -- произнес Макихерн. Оба разговаривали спокойно.
– - Где же она, по-твоему?
– - Не знаю. Я не корова. Не знаю, где она может быть.
Макихерн пошел.
– -
– - Кликни ее, -- сказал Макихерн. Джо молчал. Не шевелился. Они стояли лицом к лицу.
– - Корова моя, -- сказал Джо.
– - Вы мне отдали ее теленком. Я вырастил ее, потому что вы отдали ее мне в собственность.
– - Да, -- сказал Макихерн.
– - Отдал. Чтобы приучить тебя к ответственности владения имуществом, собственностью. К ответственности владельца перед тем, чем он владеет с Божьего соизволения. Чтобы научить тебя предусмотрительности и приумножению. Кликни ее.
Они по-прежнему стояли лицом к лицу. Возможно, смотрели друг на друга. Потом Джо повернулся и пошел вдоль топи, Макихерн последовал за ним.
– - Почему не зовешь?
– - сказал он. Джо не ответил. Он как будто вовсе не смотрел на ручей, на болото. Наоборот, он смотрел на одинокий огонек в той стороне, где был дом, -- то и дело оглядывался на него, словно измеряя пройденный путь. Они шли не быстро, но вскоре очутились перед изгородью, отмечавшей границу выгона. Уже совсем стемнело. У изгороди Джо повернулся. Теперь они смотрели друг на друга. Они опять стояли лицом к лицу. Потом Макихерн сказал:
– - Что ты сделал с телкой?
– - Продал, -- сказал Джо.
– - Ага. Продал. А могу я узнать, что ты за нее получил?
Темнота уже смыла их лица. Они были всего лишь двумя тенями почти одинаковой высоты, только Макихерн -- пошире. Голова его над белым пятном рубашки напоминала мраморные ядра на памятниках Гражданской войны.
– - Корова была моя, -- сказал Джо.
– - Если она была не моя, зачем вы мне так сказали? Зачем мне ее отдали?
– - Ты прав. Она была твоей собственностью. Пока что я тебя не упрекал за продажу -- если только ты взял за нее хорошую цену. И если даже тебя надули, как это скорей всего и должно случиться с мальчиком восемнадцати лет, -- я тебя все равно не упрекну. Хотя надо было спросить совета у старшего, кто лучше знает жизнь. Но ты должен учиться, как я учился. А спрашиваю я вот что: куда ты положил деньги на сохранение?
– - Джо не отвечал. Они стояли друг против друга.
– - Может, ты отдал их на хранение приемной матери?
– - Да, -- сказал Джо. Сказал его язык -- солгал помимо воли. Он отвечать не собирался. Он услышал свой ответ с каким-то тягостным изумлением. Но было уже поздно.
– - Отдал ей, чтобы спрятала, -- добавил он.
– - Ага, -- сказал Макихерн. И вздохнул -- вздохнул чуть ли не с наслаждением -- удовлетворенно, победоносно.
– - И ты, конечно, скажешь, что это приемная мать купила тебе новый костюм, который спрятан на сеновале. Ты был замечен во всех других грехах, на какие способен: в лени, в неблагодарности, в непочтительности, в богохульстве. Теперь я уличил тебя в последних двух: во лжи и разврате. Зачем тебе понадобился новый костюм, если не для распутства?
– - Так он признал, что ребенок, усыновленный им двенадцать лет назад, -- мужчина. Стоя с ним почти нос к носу, Макихерн ударил его кулаком.