Свет во тьме
Шрифт:
Я подошел и обнял ее.
— Я так рада, что ты здесь, — выдохнула она, сжимая меня. Я позволил ей держаться, зная, что она еще не готова отпустить. Она казалась маленькой, будто уменьшилась. Это беспокоило меня.
Наконец я отстранился, и она попыталась мне улыбнуться. Не надо было подходить ближе, чтобы видеть ее глаза. Я быстро нашел свой чемодан и вывел ее из аэропорта.
Оказавшись снаружи, я вздрогнул. Боже, тут было холодно. Я слишком привык к южной Флориде и к дням, когда температура не опускалась ниже семнадцати градусов. Черт, это словно гулять в морозильной
— Надеюсь, ты не забыл взять пальто. У нас здесь сезонное похолодание. На самом деле, сегодня предсказывали снег. Времена года перепутались. И у некоторых людей хватает наглости говорить, что глобальное потепление является мифом, — сказала Руби, правда стараясь звучать нормально.
Но не было такого понятия, как обычность. Это был миф. Я долго и упорно думал о том, чего как я сейчас понимаю, не существует. И чувак, это было депрессивно. Я сделал глубокий вдох. Клянусь, воздух в Вирджинии пах по-другому. Не уверен, что это было, но это ощущалось... ну, как дом.
Я обнял тетю рукой за плечи и тихо шел с ней к машине.
— Почему бы тебе не позволить мне вести? — предложил я, протянув руку для ключей. Руби выглядела истощенной, и я не хотел ей признаваться, что в хороший день ее вождение пугало меня до чертиков. Но видеть ее такой, когда она едва может переставлять ноги - нет никакого шанса, что я позволю ей сесть за руль.
Руби не спорила, бросая кольцо от ключей на мою ладонь. Я перебрал кучу ключей и случайных безделушек, пока не нашел один от «Вольво». Я забрался на водительское место и оглянулся, чтобы увидеть, что Руби стоит в открытых дверях, не двигаясь.
— Руби? — произнес я ее имя больше как вопрос. Я ненавидел видеть свою тетю, которая когда-то была так полна жизни, а теперь стала лишь оболочкой этого человека. Меня злило то, что жизнь может быть такой жестокой. Руби не заслуживала горе, которое испытывала. В мире миллион людей, которые жили своей ужасной жизнью, никогда не поднимая и пальца, чтобы помочь кому-то еще. Но женщина, которая отдала свою жизнь для того, чтобы спасти мою - страдала. Из-за этого я хотел ударить кого-нибудь.
— Извини, — пробормотала Руби, наконец, забираясь в машину. Она сидела в оцепенении, смотря в окно, когда я выехал на кольцевую автостраду. Мы не разговаривали. Ни слова. Я знал, что хотел бы быть в других местах, чем прямо сейчас с Руби. Но Боже, эта эгоистичная часть меня хотела пуститься наутек.
Вес нашего взаимного горя удушал.
— Ты обедала? — спросил я, пытаясь подтолкнуть к разговору свою молчаливую тетю. Она покачала головой.
— Я не голодна, — ответил ее убитый голос. Я был голоден, но думал, что лучше сначала добраться до Дэвидсона и начать разбираться со всем, что меня там ожидает. Я хотел спросить, как у нее дела. Но я видел собственными глазами, как все обстояло. И это было плохо.
Руби была опустошена, и я не был уверен, как я собираюсь со всем этим справляться. Я выехал на магистраль I-66 и направился на юг. Несколько раз я старался начать разговор, и Руби иногда пыталась поддерживать его, но мы заканчивали в тишине. Через некоторое время, я сдался и включил радио.
Через два часа, я заехал в Дэвидсон
Мягкость, возникшая от моего лекарства, затуманила сумасшествие, которое росло во мне. Дороги были пусты. Не удивительно, учитывая, что сейчас почти полночь среды. И чего я ожидал? Что толпа будет встречать меня, когда я заеду в город, и кричать с вилами и факелами: — «Убирайся, сумасшедший»?
Я вел внутреннюю борьбу, которая убеждала меня привезти Руби домой и бежать, так быстро, как мог. Я заехал на парковку и припарковался позади своей машины. Она все еще стояла здесь, будто ожидая меня.
— Ты не должна держать ее здесь, ты знаешь. Я говорил тебе продать ее и оставить деньги, — сказал я Руби, когда мы выбрались из машины. Руби покачала головой и послала мне призрачную улыбку.
— Мы ни в коем случае не продадим ее. Она твоя, — все, что она сказала, когда мы зашли через входную дверь. Включив свет в прихожей, я бросил чемодан в гостиной и замер.
Очки Лисы и книга все еще лежали на кофейном столике. Ее любимая кружка, наполовину наполненная холодным кофе, стояла рядом с ними. Тапочки Лисы стояли наполовину под диваном, будто она только что сняла их.
Воздух здесь был угнетающий. Лиса всегда поддерживала порядок, и это было очевидно. Место было заброшено. Войдя на кухню, я увидел, что посуда свалена в раковине, пол захламлен мусором. Стойки были липкими от пролитого чая.
Везде были цветы. Тошнотворный сладкий запах разлагающей пищи перемешен с запахом цветов, от этого меня тошнило. Один, особенно огромный букет стоял по центру стола. Я рассеяно заметил, что кто-то потратил много денег на него.
Остальная часть дома была не лучше. И хуже этого, вещи Лисы оставлены там же, где и были. Будто она могла войти в дверь в любой момент.
— Извини, везде беспорядок. Лиса была той, кто... она всегда... — Руби всхлипнула и прикрыла рот рукой.
Я обнял ее и погладил по спине. Казалось, я не могу дышать. Теснота в моей груди была слишком сильной. Но ради своей тети я старался скрыть свой дискомфорт.
— Все нормально. Я позабочусь об этом утром, — заверил я ее.
Руби кивнула и без единого слова, поднялась по лестнице. Ее плечи поникли, а голова опустилась. Она выглядела старше, поднимаясь по ступенькам. И я чувствовал бессилие, из-за того что ничего не мог с этим поделать.
Я стоял по центру грязной кухни, не уверенный, что должен делать. Думаю, я должен пойти наверх и поспать. Но правда в том, что я был напуган тем, чтобы подняться в свою комнату. Слишком много воспоминаний. Слишком много пусковых устройств. Я просто не был к этому готов.
Вместо этого, я засучил рукава и наполнил раковину мыльной водой. Я начал мыть посуду. Затем я пошел мыть стойки и выносить мусор. Нашел метлу в шкафу и подметал пол.
После того, как закончил на кухне, перешел в гостиную. Поправил диванные подушки и выбросил почту. Но не трогал вещи Лисы. Я просто не мог это сделать. Я знал, что Руби не была готова.