Свет во тьме

Федотов Алексей Александрович

– Кто же будет новым Первосвятителем нашим, владыко святый? – важно поглаживая бороду, в который раз уже спрашивал Кувин.

– Думаю, Лука Иванович, что митрополит Пимен.

– А правда ли говорят, что может стать митрополит Никодим? – встревала в разговор Зина Жабова.

– Все может быть.

– А правда ли говорят, что владыка Никодим решил богослужение перевести на коммунистический лад и даже митрополичью мантию носит красного цвета?

– Я об этом не слышал.

– А почему же Вас, владыка, не изберут? – спрашивала Жабова.

– Ну, тебе же уже

объясняли, – недовольно говорил Кувин. – Потому что владыка Феодор – борец за чистоту веры православной, а власти нашей безбожной нужен такой Патриарх, чтобы в рот им смотрел и во всем по их указке поступал. Разве мыслимо было бы такое безобразие, как у нас в соборе, если бы наш владыка был Патриархом?

– Немыслимо.

Архиепископ Феодор слушал это в который раз, и все равно ему было приятно, что хотя бы какие-то люди, как он искренне полагал, «по-детски верующие», считают, что он и на самом деле может возглавить Русскую Православную Церковь.

– Ну, Патриархом я, конечно, не стану, – не спеша говорил он. – Но вот выступить на Поместном Соборе против того безобразия, которое сейчас творится в приходском управлении, я выступлю. Не знаю, будет ли иметь значение мое скромное слово …

– Всенепременно будет, – с жаром почти хором воскликнули Жабова и Крысова. – Да кто же вас, владыко святый, может не послушать! Только анчутки лупоглазые!

– Поистине подвижник вы, владыко, – важно сказал Кувин. – Не боитесь нападок властей безбожный за борьбу вашу за чистоту веры православной.

– Я уже немолод, – сказал архиепископ. – Но считаю своим архипастырским долгом вернуть приходское положение в России в то состояние, в котором оно было до реформы 1961 года.

– Великое дело это и важное, – с чувством произнес Кувин. – Но кому, как не вам – истинному архипастырю – по силе это?

– Вот только пусть наступят перемены, мы уж всем покажем, этим негодяям из исполнительных органов и попам – их прихвостням. Не только в соборе, но и на приходах ответят они за все свои безобразия, за неуважение к вам, владыко! – начала мечтать Жабова.

Тут некстати в разговор встряла монахиня Нимфодора, которая попросила архиерея разъяснить ей один богословский вопрос, который давно ее волновал. Матушку очень занимало в Евангелии событие, когда Христос изгнал из бесноватого демонов в свиное стадо, после чего все стадо бросилось в море и погибло. Монахине очень жалко было свиней, и ей не верилось, что один человек может представлять большую ценность, чем целое свиное стадо. Владыка терпеливо разъяснил ей, что каждая душа человеческая бесценна, ее нельзя даже сравнивать с какими-то животными или материальными вещами. Думая подобным образом, матушка уподобляется жителям гадаринским, которые не радовались исцелению бесноватого, а печалились о своих свиньях и просили Господа покинуть их местность.

– Вот ты, матушка, тоже свиней больше, чем людей, любишь! – встряла Крысова.

– Точно-точно, так оно и есть, – подтвердила Жабова.

– Чёй-то больше? Я ко всем одинаково отношусь, – возразила монахиня Нимфодора.

– Хватит вам, бабы, пустое молоть, отвлекаете владыку

от дел его церковных! – рассердился Кувин.

Подобных бесед в кабинете архиепископа Феодора прошли десятки. По этой причине очень многие посетители из отдаленных приходов так и не смогли попасть к нему на прием.

Май 1971 года. Тимофей Иванович Николаев и Николай Ильич Петров сидели в кабинете уполномоченного, пили водку и чай с лимоном и обсуждали архиепископа Феодора. Поначалу его деятельность их устраивала: он собственными руками разрушал свой авторитет и наживал себе врагов. Но в преддверии Поместного Собора ситуация изменилась. Конечно, тщеславное желание архиерея стать Патриархом вызывало у них только смех. Но агентура докладывала, что неуправляемый владыка желает выступить на Соборе с резкой критикой существующей системы приходского управления и с призывом вернуться к положению, существовавшему до 1961 года. Оба доложили об этом своему начальству. Из Москвы пришел приказ: провести воспитательную работу, а если не поможет, то не допускать до участия в Соборе.

– Ну, так что, Тимофей Иванович, беседовали вы с ним? – лениво спросил Петров, запивая водку горячим сладким чаем.

– Беседовал, но толку никакого. Еще пообещал в Совет на меня написать жалобу, что я стесняю его не только гражданские свободы, но еще и права как делегата Поместного Собора говорить на нем то, что он считает нужным.

– Ваши предложения?

– Даже не знаю. Такой крикливый и скандальный человек, просто жуть какая-то. Он и за границу интервью умудрится дать.

– А вот это вряд ли. Его уровень – это Кувин, Жабова и Крысова вместе с заслуженной свинаркой. Феодор просто помешан на придурках, наверное, на их фоне он кажется себе гением. Может быть, мне с ним попробовать поговорить?

– Не поможет.

– Это верно. Меня он тоже не слушает. Кстати, сколько он уже у нас служит?

– Скоро три года.

– Ой, долго! Таких надо как можно чаще тасовать. Писали об этом в Совет?

– Писал, но они говорят, что сейчас не до него. Он ведь свои идеи фактически только горстке сумасшедших излагает, по которым дурдом плачет. А есть ведь и проблемные архиереи и священники, которые пишут не жалобы в наши советские органы или Патриархию, где их благополучно подшивают, а распространяют свои письма среди всех епархиальных архиереев, опять же за рубеж посылают. А это уже создание антисоветских настроений, подрыв престижа социалистического Отечества.

– Но тем не менее, именно наш Феодор представляет потенциальную угрозу в качестве возможного докладчика на Поместном Соборе. А это уже плохо. Если такую проблему поднимет кто-то из зарубежных епископов, то на него внимания не обратят: легко ему, будучи гражданином другого государства, правильного из себя строить. А вот если из российской глубинки, да еще из такого образцового советского города, как наш, архиерей выступит, то многие могут задуматься: этот не боится, а нам чего бояться? И Собор превратится в непредсказуемое мероприятие, а этого допустить наши структуры не имеют права.