Свет во тьме

Федотов Алексей Александрович

Григорий желал свое творение издать, о чем сказал Льву Александровичу. «Я в этом не понимаю, – честно сказал тот. – Но лучше ты со своими писаниями сильно не высовывайся, а то скажут, что совсем с ума сошел на почве пьянки. Вот у нас ходит в собор один поэт, давай я с ним договорюсь, чтобы он почитал».

Тот почитать согласился, а, прочитав, пришел в ужас. Дело в том, что Григорий за время пьянства стал ужасным матерщинником, а как он думал, так и говорил, также и писал. Время, когда в России книги Эдуарда Лимонова будут превозноситься как изящная словесность, еще отстояло лет эдак на десять. Поэтому поэт рукопись категорически забраковал.

«Представляешь, – жаловался другу Григорий Ильич, – говорит, что я писать

по-русски не умею, что у меня половина слов матерные. А чего же тогда Лев Толстой считается знаменитым писателем? Он ведь тоже толком по-русски писать не умел. Вот я почитал у него книгу, «Война и мир» называется, так там тоже половина слов на другом языке, только не на матерном, а на французском. А какая, спрашивается, разница и где справедливость?» Впрочем, через какое-то время Григорий успокоился и начал даже ходить в церковь. Правда, многое его здесь не удовлетворяло. Он все высказывал Льву, что вот это нужно было бы сделать так, а вот это совсем по-другому. Но Лев Александрович только посмеивался. Впервые в своей жизни он обрел трезвый разум и душевный мир, впервые у него начали строиться отношения с людьми совсем на иной, чем раньше, основе. И он был счастлив.

Глава 5.

Лаврентий Грачев был рукоположен в сан священника всего лишь две недели назад. Двухнедельная практика в кафедральном соборе города Петрово – и вот он уже едет в незнакомый ему город Чапаевск, который находится всего в нескольких десятках километров от областного центра. В портфеле лежит указ архиерея о назначении его настоятелем прихода в этом городе.

«Храм там уже несколько лет как открыт. Приход сформировался, люди ходят, идет реставрация. Настоятель был отец Ефрем – очень хороший молодой иеромонах, абсолютно себя не щадил для Церкви. Сам и на колокольню лазил, белил ее; и под купол храма. Но он с Украины родом, а сейчас предложили ему туда перейти служить. Ну, я не стал его удерживать, хотя и жалко было отпускать. А вот теперь там второй месяц в командировке такой протоиерей отец Георгий Грицук, а он очень своеобразный священник. Теперь все очень просят, чтобы назначить им нового настоятеля, а отца Георгия отозвать. Остановишься на два дня в гостинице, примешь у отца протоиерея дела, и затем он освободит тебе церковный дом. Но народ в Чапаевске непростой, так что поедешь ты не на курорт», – сказал отцу Лаврентию архиепископ Анатолий, вручая указ о назначении.

И вот новый настоятель в скромном черном подряснике и скуфье приехал в Чапаевск. Городишко был очень невзрачным. Основную массу построек составлял частный сектор, но были и панельные пяти- и двухэтажные здания. Многие горожане держали разную домашнюю живность. Прямо по улицам паслись гуси, куры, козы, а кое-где – коровы и свиньи. Было несколько ткацких фабрик и какой-то завод.

Гостиница представляла собой обшарпанное трехэтажное здание с удобствами в коридоре. Однако в номере «люкс», который снял отец Лаврентий, были отдельная раковина и унитаз с разбитым смывным бачком, но не было ни душа, ни горячей воды. В комнате номера стояла раздолбанная кровать, покрытая протертым пледом, прожженный сигаретами стол с потрескавшейся полировкой и стул на трех ножках. На окнах висели черная от грязи тюль и непонятного цвета выцветшие занавески. Из всех лампочек трехрожковой люстры горела только одна. Электрическая розетка не работала.

Священник Лаврентий с ужасом смотрел на все это «великолепие». Он родился и вырос в Ленинграде в семье музыкантов, закончил консерваторию. После 1988 года он начал ходить в храмы северной столицы. Его пленила красота православного богослужения, Лаврентию захотелось и самому стать священником. Было ему в это время двадцать шесть лет. Но в Ленинграде это было сделать сложно,

требовалось получить и духовное образование, а опять учиться молодой человек не хотел. Тем более что он был неженат, а ни жениться, ни становиться монахом не чувствовал желания. Возможным выходом было стать целибатным священником, но не все архиереи к этому хорошо относились. Вот и посоветовали ему поехать в Петровскую епархию, где открывалось много новых храмов и была большая потребность в новых священнослужителях, а архиерей не имел предубеждения против целибатов.

Архиепископ Анатолий и особенно протоиерей Александр, приняли его радушно. Поселили в доме у одной старенькой прихожанки. Лаврентию, выросшему в хорошей ленинградской квартире со всеми удобствами, не служившему по болезни желудка в армии и не ездившему, в отличие от многих сверстников в музучилище и консерватории, в колхозы на картошку, сложно было привыкать к удобствам на улице, необходимости ходить за водой на колонку. Невысокий, щуплый, изнеженный, болезненный, в свои двадцать семь лет уже начинающий сильно лысеть, он был при этом человеком непривередливым и с трудом, но начал привыкать к новым условиям. Однако тоска по благам цивилизации была в нем еще сильна. Номер «люкс» он снял в надежде хотя бы на пару дней почувствовать себя вновь приобщенным к ним, а в итоге пришел к выводу, что комнатка в доме тети Сони в Петрово была вовсе не такой плохой, как ему казалось.

Отцу Георгию Грицуку сообщили о приезде нового настоятеля телеграммой, и он пришел в гостиницу. Протоиерей был высокий седой мужчина с коротко постриженными волосами и маленькой бородкой. На нем был серый костюм, на ногах лаковые черные ботинки, на носу темные очки. За последние три года он сменил уже десять мест служения, что не мешало ему сохранять невозмутимо важный вид. Нигде он не уживался, постоянно что-то «чудил»; другой архиерей давно уже запретил бы отца Георгия в священнослужении, но архиепископ Анатолий жалел стареющего священника и каждый раз пытался хоть на время его куда-то пристроить.

– Здравствуй, дорогой отец, – певуче сказал протоиерей Георгий, входя в номер отца Лаврентия и сразу же бросившись его обнимать. – Рад приветствовать тебя на этой мрачной земле.

– Так уж и мрачной, – попытался отшутиться тот. – Вы покажете мне храм?

– Завтра, все завтра. Сегодня я введу тебя в курс дела. Ты уже видел город?

– Ну, так немного, пока шел в гостиницу…

– И нечего видеть это обиталище порока и скорби, еще насмотришься до тошноты. Побеседуем здесь. Кстати, – отец Георгий стал необычайно деловитым, – ты как новый настоятель разве не собираешься угостить чем-нибудь заслуженного протоиерея, благоговейного старца, который сам пришел к тебе, хотя и по сану и по возрасту, ты должен был его искать?

– Но у меня здесь ничего нет…– растерялся Лаврентий.

– Но деньги есть?

– Есть…

– Тогда пошли в магазин. Только сними сперва подрясник.

По дороге отец Георгий всячески поносил Чапаевск. И город никудышный, и жители в нем дурные. Даже обращаются при встрече друг к другу: «Здравствуй, дурак»; «привет, дурак», в Петровской области вообще дураков так и называют «чапаевцы». К слову сказать, когда протоиерей Георгий рассказал об этом архиерею, тот не без юмора поинтересовался: «Странно, а Ефрем мне ничего такого не говорил. Может, они только к вам так обращаются?»

– Неужели правда? – тоже не поверил отец Лаврентий.

– А ты как думал? Но в то же время так меня полюбили! Ведь я служу так, как никто в этой Петровской епархии не служит. Я служу – у меня служба горит, проповедь горит, молебен горит! Меня в пятнадцать епархий зовут – то настоятелем кафедрального собора, то секретарем епархии. Но я – скромный. Зачем оно мне нужно? Меня и Патриарх знает. Звонит мне, спрашивает, как правильно служить, как поступать в том или ином случае…

– Сам Патриарх? – удивился Лаврентий.