Светила

Каттон Элеанор

Отчасти чтобы поддержать разговор, отчасти чтобы обуздать воображение, которое так и норовило голословно обвинить его друга во всех смертных грехах, Балфур проговорил:

– Итак, вы продали барк Карверу – думая, что зовут его Уэллс, – и он между прочим проболтался, что у него в загашнике припасен братец Кросби.

– Сейчас уже не помню, – отозвался Лодербек. – Это с год назад было. Давным-давно!

– Но вот вы год спустя столкнулись с братом этого человека – только что умершим, тело еще остыть не успело! – продолжал Балфур. – По другую сторону Альп, ни больше ни меньше… в месте, где вы отродясь не бывали! Поразительная случайность, вы не находите?

– Лишь немощный разум верит

в совпадения, – напыщенно произнес Лодербек. Оказавшись в непростой ситуации, он имел обыкновение изображать надменную снисходительность.

Балфур пропустил афоризм мимо ушей.

– Так которое из имен вымышленное? – размышлял он вслух, не сводя с политика глаз. – Карвер? Или Уэллс?

– Я наполню кувшин, мистер Л.? – осведомился Огастес Смит.

Лодербек побарабанил по столу:

– Да, наливайте. Отлично.

– «Добрый путь» снялся с якоря недели две назад, – рассуждал Балфур. – Судно ходит туда-сюда от Кантона, верно? Чай возит? То есть мы Карвера еще долго здесь не увидим.

– Оставим эту тему, – заявил Лодербек. – Я перепутал фамилии. Наверняка перепутал. Не имеет значения.

– Минуточку! – воскликнул Балфур. Ему в голову пришла новая мысль.

– Что такое? – вскинулся Лодербек.

– Возможно, не все так просто. Учитывая, что продажа имущества покойного была обжалована. Для вдовы, вероятно, очень даже имеет значение, что у Кросби Уэллса где-то припрятан братец.

Лодербек вновь боязливо заулыбался:

– Для вдовы?

– Да-да, – многозначительно откликнулся Балфур и уже собирался было продолжать, но Лодербек поспешно его перебил:

– В хижине не было никаких следов жены – вообще никаких! По всей видимости, он – этот парень – жил один.

– В том-то и дело, – откликнулся Балфур.

Он уже хотел пояснить, но Лодербек снова вмешался:

– Вы говорите, что это важно – новости насчет брата. Но деньги мужа всегда наследует жена, разве что в завещании говорится иначе. Таков закон! Не понимаю, при чем тут брат. Отказываюсь понимать! – И он набычился, вызывающе глядя на собеседника.

– Так завещания нет, – откликнулся Балфур. – В том-то и проблема. Кросби Уэллс никакого завещания не оставил. Никто вообще не знал, есть ли у него семья. Когда он умер, непонятно было даже, куда извещение посылать, – видите ли, наличествовало только его имя: ни домашнего адреса, ни свидетельства о рождении, ровным счетом ничего. Так что его земля и дом отошли Короне… и, разумеется, Корона имеет полное право пустить их в продажу, так что они немедленно оказались выставлены на рынок и на следующий же день были куплены. Здесь у нас на рынке товар не задерживается, это я вам со всей авторитетностью говорю. И тут, еще чернила на договоре купли-продажи не просохли, объявляется жена! Никто ни о какой жене и знать не знал вплоть до того дня – а у нее, понимаете ли, и свидетельство о браке в полном порядке, и сама она подписывается как Лидия Уэллс.

Лодербек вытаращил глаза. Вот теперь Томас Балфур полностью завладел его вниманием.

– Лидия Уэллс? – проговорил Лодербек еле слышным шепотом.

Огастес Смит глянул на Джока и тут же отвернулся.

– Это в четверг случилось, – покивал Балфур. – Суд не нашел в ее документах, к чему придраться; хотя, конечно же, в Данидин послали запрос на всякий случай. И все же что-то тут не так. Свалилась точно снег на голову, хочет прибрать к рукам землю и дом, а ведь Кросби о ней даже не упоминал никогда. И вот еще что сомнительно: дама, черт ее подери, – высший класс! Как Кросби Уэллса угораздило жениться на такой красотке – о-го-го! – дорого бы я дал, чтобы разгадать эту тайну!

– Вы ее видели? Лидия здесь? Она здесь?

Имя прозвучало в его устах знакомо и привычно. Итак, Лодербек

с ней знаком, выходит, он наверняка и покойного знал, подумал про себя Балфур.

– Ну да, – вслух подтвердил он, стараясь не выдать своих подозрений. – Прибыла в четверг на почтовом пароходе. Разодета в пух и прах, такая вся цаца, а по трапу-то вниз сошла, как бывалая морячка. Платье узлом завязала да через плечо и панталончики рукой придерживает. Все обручи да застежки на виду. Чтоб мне провалиться, если я знаю, как Кросби Уэллс заполучил такую штучку, – вот чтоб мне провалиться на этом самом месте!

Лодербек все еще никак не мог оправиться от потрясения:

– Лидия Уэллс – жена Кросби Уэллса!

– По крайней мере, так она утверждает. – Балфур вгляделся в лицо собеседника, а затем резко отставил бокал и подался вперед. – Послушайте, мистер Лодербек, – объявил он, хлопнув ладонью по столу между ними, – сдается мне, что-то мешает вам высказаться начистоту. Может, облегчите душу?

Эта простая просьба словно бы открыла шлюзы в сердце Алистера Лодербека. Подобно столь многим руководящим персонам, которые привыкли к постоянному сервису по высшему разряду и потому редко остаются одни, Лодербек был склонен воспринимать обслугу в чисто утилитарном ключе. Безусловно, Балфур очень славный парень: сметливый делец, шумный весельчак, склонный к излишествам, любитель посмеяться, – но его ценность как человека сводилось к ценности назначенной ему роли; в представлении Лодербека он был легкозаменяем. Что скрывалось за самоочевидными качествами, политик не давал себе труда выяснить.

Когда властелин впервые прозревает в своем подданном человека – возможно, и не равного себе, но, по крайней мере, живое существо, цельное и умалению не подлежащее, со своими слабостями и увлечениями, с подлинным прошлым и неопределенным будущим, – это всегда момент глубоко личный. Сейчас Алистер Лодербек остро пережил это осознание – и устыдился. Он вдруг понял, что Балфур предлагал ему дружбу, – а он принимал лишь содействие; что Балфур дарил его великодушием, – а он ценил в нем лишь полезность. Лодербек обернулся к помощникам.

– Ребятки, – сказал он, – я хочу поговорить с Балфуром один на один. Оставьте нас ненадолго.

Огастес и Джок поднялись от стола (одержав победу над соперниками, Балфур с непривычным для него торжеством отметил, что оба явно расстроены) и молча вышли из зала. Едва они скрылись за дверью, Лодербек глубоко выдохнул. Он плеснул себе еще вина, но пить не стал – просто держал бокал в ладонях, неотрывно глядя на него.

– Том, вы скучаете по Англии? – спросил он.

– По Англии? – Балфур поднял брови. – Ноги моей не было в солнечной Англии с тех пор, как… хм. С тех пор, как в волосах моих еще не пробилась седина!

– Да, конечно, – сконфуженно поправился Лодербек. – Вы же в Калифорнии старательствовали. Я и позабыл. – Он умолк, ругательски себя ругая.

– Здешний народ хлебом не корми, дай потолковать про дом родной, – промолвил Балфур. – Там лучше, где нас нет, как говорится.

– Да, – тихо произнес Лодербек. – Именно.

– Ба! – продолжал тот, ободренный согласием собеседника. – Ребята в большинстве своем так и живут, одной ногой уже на корабле. Намыли золотишка – и тотчас обратно. И что дальше? Обеспечит такой себя на всю жизнь, найдет девушку, хозяйством обзаведется – и о чем, как вы думаете, мечтает? Что во сне видит? Да золотые прииски! Грезит о тех временах, когда золотые «знаки» в руках держал! И все толковал о доме. О мамочке. О йоркширском пудинге и настоящем беконе. Вот так-то. – Балфур постучал бокалом о стол. – Англия – это Старый Свет, это наше отечество. По отечеству скучаешь – как же не скучать-то? Но возвращаться не возвращаешься.