Светлана

Артюхова Нина Михайловна

 — Но ведь и четверки у тебя тоже есть, — сказала Светлана, — значит, все-таки не такой уж ты неспособ­ный. Вернее всего, просто ленишься? А?

Андрюша как-то очень быстро и покладисто согла­сился:

 — Не без того.

Темно-бархатистые колючие ветки на нежной зеленой траве. Трава еще по-весеннему мягкая и сочная. И цветы тоже весенние: легкие розовые метелки дрёмы, белые све­чи ночных фиалок.

Июнь! По-весеннему молодой, по-летнему теплый. Июнь! Скоро опять будет годовщина.

Ужасно не хотелось говорить о тяжелом в такой чу­десный день!

Светлана

повертела одну за другой чешуйчатые шиш­ки и тихо сказала:

 — Меня приняли в пионеры, когда мне было трина­дцать лет. Я была тогда в четвертом классе...

В глазах у мальчиков удивление и вопрос.

 — Это было во время войны. Я жила в оккупации, три года совсем не училась. Меня очень стесняло, что все мои маленькие подруги — пионерки, а я нет. Я мечтала о крас­ном галстуке, но мне казалось, что будет неловко давать торжественное обещание вместе с девятилетними девоч­ками. По-вашему, было бы все очень просто: я могла са­ма себе повязать красный галстук и пойти в школу, ведь никто даже не упрекнул бы меня — никто не знал, что я не пионерка... Ребята, это такой большой праздник — прием в пионеры! Когда мне надели красный галстук, мне казалось, что это самый счастливый день в моей жизни. Потом, через год, был еще более счастливый день — я стала комсомолкой. А по-вашему, я могла не готовиться, не волноваться, просто купить себе комсомольский зна­чок и приколоть на груди. В комсомол и в пионеры при­нимают тех, кто это заслужил... Ребята, есть такая ме­даль — «За боевые заслуги». И вдруг ее наденет тот, у кого нет боевых заслуг, — прицепит себе орденские лен­точки, — неужели хорошо?

Женя, потупившись, отрывал еловые шишки одну за другой и складывал их кучкой на траве. Андрюша, при­открыв рот, неподвижно смотрел на Светлану.

Светлана почувствовала с удивлением, что пальцы у нее липкие от смолы. Она быстро вытерла их платком, насколько было возможно, и протянула руку ладонью кверху.

 — Ну-ка, — сказала она весело, — снимайте ваши галстуки, дайте их мне на хранение. Запишите мой адрес, а я ваш запишу. Я уверена, что, если вы захотите, вас в пионеры примут в ноябре или к Новому году. Тогда при­дете ко мне, получите красные галстуки.

Андрюша неуверенно поднес к горлу руку и сейчас же опустил ее.

 — Сами, сами развязывайте! Давайте вот как сде­лаем: я закрою глаза и считаю до десяти. Раз... два... три... — Светлана считала, сидя с протянутой рукой. — Семь, восемь... — Она замедляла счет. — Девять...

Светлана с ужасом подумала:

«А если не снимут? Нелепое положение!.. Нет, не мо­жет этого быть: сейчас оба галстука будут в моей руке!»

Раньше чем успела неторопливо сказать «десять», Светлана почувствовала прикосновение мягкой ткани и жестких мальчишеских пальцев.

Она открыла глаза. Женя сказал, страдальчески скри­вив губы:

 — Ребята будут дразнить...

 — Не будут! — решительно сказала Светлана, скла­дывая оба галстука у себя на коленях. — А теперь возь­мите ветки, отнесите их домой, посмотрите, который час, и опять сюда возвращайтесь.

 — Нечего нести, —

сказал Андрюша: — Женя с одной стороны все шишки отвертел, а вы — с другой.

Светлана только теперь поняла, почему у нее такие липкие руки.

 — Не беда! — засмеялась она. — Сейчас новых веток нарежем!

Мальчики с еловыми ветками побежали к дому, а Светлана вернулась к отряду.

Ребята уже кончили играть в мяч и отдыхали.

 — Мальчики, — сказала Светлана, — сейчас Андрю­ша и Женя дали мне на хранение свои галстуки — на хра­нение до тех пор, пока их не примут в пионеры. Если кто-нибудь из вас будет над ними смеяться или дразнить — хоть одно слово скажет! — тот будет не пионер!

Эти слова были встречены молчанием, в котором Светлана почувствовала уважение. Она присела на траву.

Игорь Николаев, председатель совета отряда, подо­двинулся к ней и тихо спросил:

 — Сами отдали?

 — Да. Игорек, ты уж последи, чтобы никаких разговоров...

 — Ну конечно.

После нервного напряжения было так приятно спо­койно посидеть здесь, в тени. Березовый пень — как спин­ка кресла, очень удобно.

Игорь сочувственно спросил:

 — Вы теперь успокоились?

Светлана улыбнулась:

 — Да.

Чудесный парень этот Игорек! Толковый, выдержан­ный.

Когда его выбирали в начале смены, мальчика, вы­двинувшего его кандидатуру, просили сказать что-нибудь об Игоре — они учились в одной школе. Характеристика была краткой, в стиле Юры Самсонова:

 — Этот мальчик — очень хороший мальчик!

Под общий смех вожатый попросил добавить что-ни­будь еще. Тогда было добавлено:

 — Пользуется авторитетом у товарищей.

На это уже никто не засмеялся — ребята привыкли к таким официальным выражениям. Но ведь это тоже было забавно — Игорьку одиннадцать лет, а мальчугану, кото­рый давал характеристику, — десять. Но смейся не смей­ся, а возражать не приходится: Игорек действительно пользуется авторитетом.

От дома бежали Андрюша и Женя. Женя еще издали крикнул:

 — Сейчас будут горнить к обеду!

Светлана встала:

 — Ну что ж, пойдемте.

Как сильно уже загорели спины, плечи, руки, ноги у ребят! А волосы — как коричневый плюш разных оттен­ков: от темно-бурого у Игоря до рыжевато-золотистого у Андрюши.

«Я вас всяких люблю, — с нежностью думала Светлана: — и тех, кто пользуется авторитетом, и тех, кто еще не пользуется... Даже тех, кто порой расшатывает и подры­вает мой собственный авторитет! Впрочем, сегодня мой авторитет несомненно укрепился...»

Кто-то из мальчиков сказал за спиной Светланы:

 — Андрей-самозванец!

Светлана обернулась. Еще насмешливый голос, на этот раз впереди:

 — Женька, ты, по-моему, потерял что-то, пока мы физкультурой занимались!

Кто это указал? В отряде тридцать мальчиков, не вся­кого узнаешь по голосу. А нужно бы знать.

У Андрюши расстроенное лицо, а у Жени злое. Еще одно неосторожное слово — и он начнет драться.

Светлана почувствовала, как все опять напрягается в ней — и слух, и зрение, и воля.