Светлая и Темный

Гусейнова Ольга Вадимовна

Не дожидаясь ответа, сначала медленно, потом ускоряя шаг, вышла из зала, из дома, уходя дальше и дальше, перебежала по крепкому мосту через ров и, приподняв сырой от эля подол, рванула со всех ног в сторону садов.

Вопреки здравому смыслу, истерика набирала обороты, сметая внутренние барьеры, не давая думать, мешая остановиться, заставляя тупо бежать дальше.

Два месяца я находилась в странном подвешенном состоянии, старалась не принимать происходившие события близко к сердцу, не переживать, а думать и делать. Хотя вряд ли у меня это хорошо получалось. Я не могла планировать свою жизнь, поступки, действия,

как делала раньше, в той жизни. Старалась не вспоминать о том, чего больше никогда не будет: дом, Землю, друзей, которые, несмотря ни на что, всегда были готовы прийти на помощь, отца, могилы матери, бабушки и деда, за которыми, быть может, больше никто не захочет ухаживать, — все, связанное с прошлой жизнью.

А сейчас…

Вспомнился момент, когда темнота наступала, поглощала сознание, когда я теряла связь со своим телом. Умирала. Холод и дикое одиночество в пустоте, когда искра сознания или души, не раздумывая, кинулась в прорыв к чужому теплу, а боль стала союзницей в борьбе за жизнь. Боль, которой я боялась больше всего на свете — физическая и душевная, поэтому сторонилась сильных эмоций, пряталась в шкурке серой мышки.

Пережить смерть, боль и воскрешение, узнать, что ты теперь не человек, а чешуйчатая полукровка, мало того — уже дважды замужем и даже вдова. День за днем по крупицам собирать информацию, тонуть в чужих кошмарах, с жадными судорожными вдохами выныривать оттуда, ощущая на своих руках кровь разумных существ… А потом снова и снова получать удары судьбы и платить по счетам чужой души… Влюбиться в нечеловека, столкнуться с чудовищной пародией на Свет и Тьму — Эсфадосом, миром, где все перепутано, перевернуто… И снова привыкать, принимать, выживать и обживаться. И даже с Тьмой найти общий язык. С чужим домом разделить свое сознание, а с мужчиной — свои чувства и эмоции…

Я неслась как сумасшедшая, горной козой перепрыгивая камни, задыхаясь от боли в груди, спотыкаясь, но упорно продолжая бежать дальше — не от кого-то, а от себя. Подобно лавине, сорвавшейся с горы и устремившейся вниз, набирая обороты и массу, летела в неизвестность, подстегиваемая чужой яростью и страхом, которые подгоняли меня словно добычу, доводя до невменяемого состояния.

Ворвавшись в какой-то сад, получила хлесткий удар веткой по лицу, и в этот момент меня, подхватив под грудью, подняли вверх чьи-то руки. Прижали к каменному, тяжело дышавшему телу. А следом накрыла чужая ярость, страх, сочувствие и решимость.

Я извивалась и вырывалась изо всех сил, задыхаясь и вопя, но меня встряхнули с гневным рыком:

— Успокойся, Сафи, не дури…

Сэбиан… Его глухой, взволнованный до предела голос словно холодной водой окатил. Я обмякла, повиснув у него на руках, и зарыдала.

— Что случилось, Светлячок? — хрипло спросил он. Поставил меня на дрожащие ноги, но крепко прижимал к себе спиной.

— Что случилось? — истерично взвизгнула я. — Разве можно бить женщину… ногой… бывшую любовницу, с которой ты…

— Она…

— Плевать! Плевать, что сделала она. — Оказывается, не глядя на него, было легче выговориться. — Но ты… а они… они ели с ней хлеб, смеялись недавно, а после плевали ей в лицо… Из-за чего? Дурацкого испачканного платья? Я бы… я бы нашла способ поставить ее на место… а ты…

Сэбиан еще сильнее сжал меня руками, сдавил до боли. А темный

передал мне душившую его ярость, злость и обиду… На меня?

— …проявил невиданное всепрощение. И исключительно по твоей вине, потому что чувствовал твою боль, обиду, разочарование и неуместное, непонятное мне смирение. Исключительно из-за тебя не убил ее на месте, не выпил ее душу до последней капли за наглость, хамство и неуважение. Эта тварь перешла границы дозволенного, взявшись пить тебя!

— Я не чувствовала и… — просипела испуганно.

— Да не надо чувствовать, думать надо. Я же говорил, что негативные эмоции — это подпитка для любого темного. А ты связана со мной цилем, ведь мы — половинки одного целого. Подлая тварь питалась не только тобой, она начала сосать силу из меня… через тебя. А я… я сегодня подарил ей жизнь только из-за тебя.

— Но бить… нога-ами… — всхлипывала я.

Истерика улеглась так же неожиданно, как и разразилась, но слезы продолжали течь ручьем.

Сэбиан резко развернул меня к себе, вцепился в плечи.

— Хорошо, поясняю только один раз. За попытку пить бархатника в любом клане, на любом клочке земли темных любой грант содрал бы с раната — будь то мужчина или баба — кожу заживо. Заживо, родная моя, заживо! — Я икнула, подавившись своим вздохом. А муж продолжил, сверля меня почти черным взглядом: — Просто за время нашего знакомства я успел составить мнение о тебе и знал, что ты подобного не поймешь, не простишь… мне.

Не выдержав тяжелого взгляда сурового дракана, я попыталась опустить глаза вниз, но он не позволил. Встряхнул и заставил смотреть прямо.

— Так что я был слишком, фактически непозволительно, для своего статуса мягок. И если из-за этого случая подобная ситуация повторится с кем-то другим, если вдруг кто-то решит, что я заразился твоей слабостью, тебе придется смириться с тем, что я лично сдеру шкуру с посягнувшего на мою семью, а потом буду жарить долго-долго, чтобы каждый видел, как ошибался на мой счет. Поняла?

Судорожно всхлипнув, я кивнула.

— Не слышу? — рявкнул он.

— Да поняла я! — проголосила в ответ.

А Керо продолжал, то ли обвиняя, то ли сочувствуя, то ли жалуясь:

— Две недели я ждал, что ты проявишь колючий упрямый характер, острый язычок и смелость, которые, я точно знаю, у тебя есть. Но ты всех прощала. Улыбалась сквозь слезы, заискивала, пыталась подкупить пивом, блинами и добрым отношением… С темными так не пойдет, дорогая.

— Да что бы я ни делала, они все равно не любят меня и не полюбят! — снова с обидой выкрикнула в лицо Сэбиану.

— Мы, драканы, терпеть не можем чужаков на своей земле. А ты не только чужачка, ты — светлая, а это двойная нагрузка на темных. Они не обязаны тебя любить, а вот уважать и бояться — однозначно.

— Но ведь вы гораздо добрее светлых… — недоуменно выдохнула я и сослалась на собственные наблюдения: — С той стороны реки драки и люди мрачные, злые, а вы… вы улыбаетесь постоянно и…

— Улыбка дракана — это надежная каменная стена, защита от пиявок и дармоедов. Да, темные улыбаются, одновременно оценивая твои слабости, прикидывая возможности использовать, раздавить, подчинить своим интересам. Мы — жесткие, хладнокровные, равнодушные к чужой боли. И верность храним, лишь заплатив за нее кровью.