Светлый остров
Шрифт:
— Я уверена, он скоро полюбит тебя, — Эллин глубоко вздохнула, сказав это. Обратит ли Симон когда-нибудь внимание на Джинкс? Она, Эллин, верила, что в нем проснется интерес к ребенку, но до сегодняшнего дня весь интерес выразился в том, что Симон предложил устроить ее в школу.
— Давай, я улыбнусь ему и посмотрю, ответит ли он мне улыбкой, — Джинкс задумчиво замолчала. — Как ты думаешь, возьмет он тебя и меня на свою яхту, если я вежливо попрошу его? Мы могли бы совершить плавание на другой остров, правда?
— Да, Джинкс, могли бы. Но ты не должна просить его взять тебя на яхту. Он очень занят, понимаешь, и у него нет лишнего времени. — Эллин старалась не думать о том, что Джинкс попросит и получит отказ.
— Я хочу, чтобы ты вышла замуж за другого мужчину, — вздохнула Джинкс, повторив то, что она
— Кошмар! Лови! Он там, на верхней части стены!
Эллин взглянула на комара, но не сделала попытки убить его.
— Я не могу прихлопнуть его на стенке, — сказала она.
— Почему? — глаза Джинкс излучали своего рода садистское желание. — Они наполнены кровью, потому что напились твой крови длинным жалом, жалом! — Жало это длинная вещь наподобие языка, которая проникает в тебя и высасывает твою кровь. Убей его, мамочка, — быстро, пока он не укусил меня…
Схватив полотенце из ванной комнаты, Эллин умудрилась поймать им комара, но даже после этого она не могла убить его и направилась к открытому окну. Она вытряхнула полотенце, позволяя насекомому улететь, и с любопытством выглянула. Симон стоял внизу, на веранде. Руки его были засунуты в карманы, голова поднята. Он созерцал прибрежные волны, там где около самого берега покачивалась прекрасная яхта, судно, которое сыграло столь впечатляющую роль в ее жизни, а также и в его, как это потом выяснилось. Не окажись Эллин на борту этой яхты, они бы никогда не поженились с Симоном, поскольку расстались бы на берегу покрытого цветниками острова Родос. Она снова перевела взгляд на мужчину, стоящего внизу. Сколько времени он там находился, тихий и одинокий? Что-то защемило в ее душе, потому что, даже не видя его лица, она каким-то образом знала, что он задумчив и грустен.
Глава десятая
Эллин купила белое платье для званого обеда, и когда она вышла из своей комнаты, Симон встретил ее в коридоре, покрытом широким толстым паласом. Взгляд его черных глаз обвел всю ее фигуру, прежде чем остановился на лице. В нем было презрение, но и легкий налет печали — да, сейчас это было явно заметно.
Он сказал ей, грубо обрывая ее размышления:
— Не забудь, что я говорил о твоем вдовстве.
— Я не забуду, — пообещала она и в порыве нахлынувших чувств нежности и раскаяния опять чуть было не решилась рассказать ему всю правду. Она вдруг подумала о своих недавних сомнениях и раздумьях, о странных обстоятельствах его приезда в Англию с предложением руки и сердца и о неприятном сознании того, что все было не так просто и за всем этим крылось что-то еще. И все время она возвращалась к мысли о том, что он желал ее и только поэтому предложил выйти за него замуж; его недавнее признание в этом наполняло ее безысходностью, это была реальность, которую невозможно было забыть.
— Да уж постарайся, — последовал угрюмый ответ. И удобный момент был безвозвратно потерян, теперь уже она не могла заставить себя сказать правду.
— Если ты предашь меня, то всю жизнь будешь чувствовать свою вину. Я ведь тебя уже предупреждал.
От этих слов она зарделась, но все же ответила спокойно и с достоинством, на что его стальные глаза холодно блеснули.
— Давай спустимся вниз, Джинкс еще не спит, и мы можем потревожить ее своим разговором.
Его сопротивление чувствовалось и во время затянувшегося молчания, но упоминание о ребенке, казалось, произвело в нем перемену. И он уже смягчившимся голосом стал расспрашивать о ней. Эллин рассказала о недавнем инциденте, не упоминая, однако, его причины, но Симон хотел услышать все подробности этого происшествия, и у Эллин не оставалось иного выхода, как все ему рассказать. Он нахмурился и покачал головой, исподлобья глядя на жену. После напряженной паузы он угрюмо заметил, что она не имеет никакого представления о воспитании ребенка. Эллин смутилась от этой критики, но, как ни странно, одновременно с этим она почувствовала большое облегчение, ведь он все же интересуется делами Джинкс. Может быть, он сам займется ребенком и хоть немного приучит ее к порядку. Тогда совесть Эллин была бы спокойна, она ведь хочет вырастить кроткую и покладистую дочь, которая бы нравилась всем окружающим. Конечно,
— Я знаю, что недостаточно строга с ней, — призналась Эллин, — тетушка Сью всегда мне это говорила. Но Джинкс нужен отец. — Она запнулась. Не стоит говорить подобные вещи Симону, кому угодно, только не ему. Хотя в душе она не раз соглашалась с мнением тетушки.
С минуту он молча смотрел на нее, казалось, задумавшись. Затем, не отвечая на ее последнюю реплику, спросил:
— Какие-нибудь повреждения? Она сильно поранилась?
— Ранка на голове, из носа шла кровь. И на руке содрала кожицу, когда упала. Было много крови.
К ее удивлению, его лицо затуманилось, когда он услышал об этом, и он опять покачал головой с таким менторским видом, что привел ее в состояние полнейшего смятения.
— Да, надо надеть на нее узду. — Легкий вздох, сорвавшийся с его губ, заставил ее изумленно вздрогнуть и пристально посмотреть в его лицо. Она не могла понять это странное, немного грустное и задумчивое выражение.
— Так, ты говоришь, она сильно ушиблась?
— С носом и с головой уже все в порядке. Но мне кажется рука еще не скоро заживет.
Глядя вверх на него, Эллин почувствовала, что этот разговор облегчил ей душу. Ведь сейчас он впервые говорил с ней спокойно и дружелюбно, с того злосчастного вечера, когда она, думая, что мужа успокоят уверения в том, что она была обманута сказала, что Джинкс ее дочь.
— Что ты приложила к ранке на руке?
— Да какую-то мазь, которую я нашла в аптечке. Ей сразу стало легче.
— У меня есть прекрасное средство от таких ран. Могла бы мне сразу сказать. Ну ладно, посмотрим, как будет дальше. Не стоит отправлять ее завтра в школу, ведь кто-нибудь может ее толкнуть и ушибить. — Разговаривая, они прошли мимо двери в спальню Эллин и сейчас стояли на верхней площадке лестницы. Симон такой высокий и подтянутый в своем безукоризненном светло-сером костюме, Эллин маленькая и хрупкая рядом с ним. Вдруг ей вспомнилась характеристика, которую когда-то дала ее тетушка мужчинам с Крита: «…похожие на орлов, они горделивей, стремительней, выше, прямее других греков; шагают размашисто, осанка у них королевская, и все другие мужчины сразу уступают им дорогу». Эта мысль сменяется другими воспоминаниями. Палуба корабля, завистливые взгляды в ее сторону и слова Донны: «Он из тех мужчин, от которых невозможно отвести глаз, я просто уверена, что каждой девушке на корабле обидно, что он выделяет из всех тебя». Ах, с каким восторгом были тогда сказаны эти слова! Эллин задумалась; оказывается, старая рана все еще болит. Симон нежный любовник, внимательный спутник, щедрый друг, покупавший все, чего бы ей ни захотелось, и даже больше. Да, это все было с ней, и она дорожит этими воспоминаниями. Он же сделал все, чтобы она чувствовала себя в безопасности, чем потом и воспользовался.
В течение всего вечера Эллин часто чувствовала на себе взгляд мужа, а когда она поднимала глаза и смотрела ему в лицо, вид у него был задумчивый и обеспокоенный. Один раз его губы даже скривились под наплывом каких-то переживаний, и ему не сразу удалось взять себя в руки. И о чем он думал, глядя на нее такими глазами? Был ли он полон ненависти? Ведь критяне умели ненавидеть с огромной всеразрушающей силой. «А вдруг это любовь», — подумала она. Могли ли они любить так же неистово?
После ужина, когда все три пары сидели во внутреннем дворике и пили кофе, вдруг внезапно появилась Джинкс, одетая в кружевную ночную сорочку. Лицо ее со страдальческими складочками у рта было распухшим от слез. Здоровой рукой она держалась за свой забинтованный локоть. Судорожно всхлипывая, она двинулась навстречу Эллин, которая уже вскочила со своего стула и взволнованно смотрела на нее.
Все присутствующие повернулись в сторону девочки, лица гостей осветились улыбкой. Лишь Симон оставался серьезен и мрачен. Ну и, конечно, сама Эллин, побледнела от беспокойства.
— Что случилось, солнышко мое? — спросила она ласково. — У тебя рука болит?
Лицо девочки сморщилось от боли, она молча кивнула.
— Мамочка, я старалась терпеть, но я не могу. Ты ведь, правда, не сердишься, что я спустилась вниз, когда у тебя гости? — она невольно обвела взглядом комнату. — Знаешь, как у меня сильно болит!