Светоч русской земли
Шрифт:
Одно лишь послабление совершил он для братии этим летом, послушавшись многолетних настояний и просьб, - извёл воду для монастыря, найдя источник в нескольких шагах от храма.
Прошёл дождь, и Сергий отправился с одним из братьев осматривать ямы в лесу. В одной из них, примеченной им заранее, дождевая вода обычно стояла, не уходя в почву. Ели, оставленные им рядом с обителью, осеняли впадину, поросшую мхом. Копать следовало здесь! Он воткнул заступ в землю и, осенив себя крестным знамением, опустился на колени в мох.
– Боже! Отче Господа нашего, Иисуса
– молился он, а брат повторял за ним.
– Сотворивший небо и землю и вся видимая и невидимая, создавый человека от небытия и не хотяяй смерти грешникам, но живыми быти! Тем помолимся и мы, грешные и недостойные рабы Твои: услыши нас в сей час и яви славу Свою! Яко же в пустыни чудодействоваше Моисеем, крепкая та десница от камени Твоим повелением воду источи, тако же и зде яви силу Твою! Ты бо если небу и земли Творец, даруй нам воду на месте сём!
Окончив, Сергий встал с колен и взял заступ. Сергий ведал, что, по мнению многих, ему стоило помолиться, и вода хлынула наружу, но и знал также, что Господь, создав человека тварным, требует от него труда всякий час, и даже желать чего-либо, не прикладывая к тому ни сил, ни стараний, - грех. Опыт, полученный им при колке дров, не пропал. Поэтому он, окончив молитву, взялся за заступ.
– Копай!
– приказал он брату, с которым вышел искать воду.
И оба стали сначала резать пластами и откладывать в сторону куски дёрна, а затем углубляться в глинистую землю. Был вынут перегной, потом пошли куски глины. Сделалось вроде бы суше, и взмокший брат уже с тревогой посматривал на Сергия, но тот продолжал работать, ровняя края ямы и углубляясь всё ниже, сначала по пояс, а потом по грудь.
Своим видом Сергий указывал брату: в Господнем промысле сомнения быть не должно. Каждому даётся по его Вере. И брат, оставивший заступ, устыдясь, взялся за работу. Вода хлынула, как только добрались до песка. Сергий, оказавшись по колено в ледяной воде, всё-таки не прежде вылез из ямы, чем зачистил дно и, окуная руки с заступом по плечи в воду, вытащил наружу последние куски глинистой земли. Он не ожидал, что жила, выходящая снизу под горой, окажется так близко к поверхности. Вскоре они стояли оба над ямой. Сергий - тяжело дыша, мокрый почти насквозь, а вода всё прибывала и прибывала, поднимаясь уже к краям копаницы.
Брат, глядя на Сергия, сложил молитвенно руки, но игумен лишь кивнул ему головой и, подхватив топор, повёл за собой в лес.
Дубовая колода, заранее присмотренная Сергием, казалось, лишь ожидала теперь приложения рук. Сергий, подоткнув полы подрясника под пояс, поднял топор. Колоду расщепили клиньями на две половины и начали выбирать сердцевину и обрубать болонь. От одежды Сергия валил пар. Скоро обе половинки представляли собой два жёлоба, и Сергий, поднатужившись, приподнял один из них. Брат взялся за противоположный конец, но не смог удержать и выронил:
– Созови кого ни то!
– сказал Сергий, охмурев лицом.
Пока брат бегал за подмогой, он выровнял и огладил топором
Вода в источнике не убавлялась и в последующие месяцы, и монахи стали называть источник в отсутствие игумена Сергиевым, на что Сергий сердился и запрещал, повторяя братии, что воду дал не он, а Господь, по его молитве.
Однако, помимо воды, остальное оставалось в прежних правилах, и даже стало строже, ибо Сергий, не возвещая братии, готовил её к общежительному навычаю, ожидая царьградской грамоты. Этой грамоты Сергий ждал и сейчас, когда дошли известия о возвращении Алексия, и даже полагал, что её привезёт в обитель митрополит.
Глава 5
В эти дни все были заняты на осенних работах, торопясь до зимы уладить с дровами и лесом, который нынче, из-за множества сваленных деревьев, возили нанятыми крестьянскими лошадьми. Заводить свой конский двор Сергий не желал. Кажущееся облегчение трудов, как он догадывался, не пошло бы на дело духовного совершенствования иноков, но на приращение богатств монастыря с последующим обмирщением обители. Хотя, впрочем, и сена нынче они заготовили довольно, чтобы приезжающим в монастырь странникам и доброхотам-дарителям было чем кормить коней.
Он возвращался из леса и у ограды услышал от Михея, что в келье - гости из греческой земли. Сергий, как был в лаптях, в пятнах смолы и с кровоподтёком на скуле, полученным сегодня в работе с неумелым братом, чуть не прибившим игумена падающей лесиной, поднялся по ступеням и вошёл в хижину.
Греки, предупреждённые заранее, встали и поклонились ему. Греков было двое, третий - с ними, русич из свиты Алексия, перевёл Сергию приветствие константинопольского патриарха Филофея и передал благословение патриарха.
Греки были в дорожной добротной сряде и в русских сапогах. У старшего волосы, умащённые и подвитые, лежали по плечам, а драгоценный крест на груди вызывал, наверное, дорогой зависть не у одного проезжего татарина.
Улыбаясь, Сергий спросил, к нему ли они пришли? Русич перевёл, греки склонили головы: да, к нему! Затем второй грек встал и развернул вынутый из кожаной сумы холщовый свёрток, в котором оказались схима, сложенный вчетверо параманд и серебряный нагрудный крест греческой работы, - полное облачение монаха, пристойное игумену обители; кроме того, золотой крест-мощевик с мощами святых.
Сергий стоял в порыжелом и много раз латаном подряснике, с копной волос на голове, схваченных гайтаном, - его косица расплелась в лесу, и недостало времени её заплести, - с грубыми, в ссадинах и смоле, руками, глядя на приезжих иноземцев озёрами своих глаз, поглядывая то на даримое, то на дарителей. Снова повторил, не ошиблись ли греки, принимая его за кого иного. Но красивый грек подтвердил, что они не ошиблись и посланы к нему, подвижнику и игумену обители Святой Троицы. И грек протянул Сергию запечатанный пергаментный свиток.