Светорада Медовая

Вилар Симона

И все же, когда Габо подошел к ней, она посмотрела на него почти с вызовом. Габо, как ни странно, смутился, стал мять кожаный пояс, теребил пряжку.

– Я хорошо обращаюсь со своими женщинами, Медовая. Ты дружна с Белавой, могла бы от нее узнать…

Светорада ответила сухо и отчужденно:

– Не в этом дело, Габо. А тебе сейчас лучше пойти помыться. Да и устала я. С ног валюсь.

Однако с ног валиться неожиданно начал Габо. Княжна только успела услышать короткий быстрый звук: ф-фыр-р! ф-фыр-р! Такой знакомый звук летящей оперенной стрелы. И когда хазарский царевич осел у ее ног, когда ткнулся лицом в прибрежный песок,

она быстро отскочила от костра и, распластавшись на земле, приникла к траве.

Вскрики, испуганные возгласы, стоны… И брань:

– Ядри их мать, Перун Громовержец! Эх-ма! Давай, давай! Песий помет им в глотку! Рази!

Русские слова, славянская речь, грубая ругань!

Они появились из зарослей в поблескивающих доспехах, в островерхих клепаных шлемах, скорые, страшные, разящие. И мига не прошло, как часть хазар была убита, кого-то успели схватить, кто-то метнулся сдерживать заволновавшихся хазарский коней. На Светораду наскочили, рывком подняли, выкрутили руки так, что она не сдержала невольного возгласа. А потом завизжала, отбиваясь.

– Самих вас ядри, сучьи дети! Руки прочь!

– Батюшки, да она по-нашему лается!

Ее отпустили, обступили со всех сторон. Княжна видела их лица под шлемами – бородатые, светлоглазые, незнакомые. Потом кто-то ахнул:

– Да я ее, кажись, видел уже!

А потом… Как сквозь сон, Светорада увидела метнувшегося к ней рослого руса, который орал, тряс ее, почти подбросил.

– Рада! Рада моя милая! Сестричка! Вот это встреча, клянусь всеми богами небесными!

И видя, как она бьется в его руках, пытаясь высвободиться, этот высокий воин сорвал с себя варяжский округлый шлем с наглазьем, тряхнул головой, откидывая назад мокрую светлую прядь на бритой голове. Светорада увидела его загоревшее до темной бронзы лицо с белыми вислыми усами, родные голубые глаза под белесыми бровями. И закричала, кидаясь к нему на грудь:

– Ингельд! Братец родимый! Ингельд!

ГЛАВА 17

– О, а вот и наши едут. Ну что, сокол ты наш неугомонный, Ингельд Эгилевич, насколько удачной вышла твоя вылазка?

Светорада сразу узнала голос своего бывшего жениха Игоря. Она сидела на крупе коня Ингельда, прижимаясь к широкой спине брата, словно все еще не верила, что это он. Только голос Игоря вывел ее из блаженной расслабленности. Оглядевшись, она увидела лагерь русов, множество костров, отдыхавших людей, заметила и стоявшие вокруг стана возы, отдаленные тени пасущихся коней, ощутила запахи стряпни… кулеша. О мать Макошь, как же давно она не вдыхала запах походной степной каши!

– Да уж не зря я не задремал у костра, поверь, Игорь, – басисто смеялся ее старший брат, рвал от избытка сил удилами рот своего могучего коня, отчего тот так и кружил на месте, взбрыкивая передними ногами. Светорада только крепче вцепилась в сильные плечи брата, прислушалась. Ингельд продолжал басить сквозь распиравший его смех: – Спрашиваешь, какова вылазка? Да лучшая в моей жизни! Смотри, два десятка коней привели, десяток пленников, доспехи, вон одежда, сапоги, даже котелок для варки мяса нам достался.

– А-аа… – протянул Игорь. – Беру само небо в свидетели, вот так улов! Котелок… Хм… Можешь ликовать, дружище.

В его голосе явно слышалась насмешка, которую простодушный Ингельд и не заметил. А если заметил, не придал значения.

– А это ты видел, сын Рюрика?!

И соскочив

со своего длинногривого солового коня, Ингельд указал на сидевшую на крупе лошади Светораду.

Гомон вокруг стал стихать. Люди сходились к большому костру. Князь даже привстал, замер с открытым ртом, будто собирался что-то сказать, но передумал. Светорада спокойно наблюдала за своим бывшим женихом. Полураздет, литое крепкое тело, темная от волос выпуклая грудь, широкие, как у хазарина, штаны, стянутые у голени ремнями типично русских калиг. [146] В завязанных в хвост волосах ото лба видна светлая прядь ранней седины. Синие глаза под крутым изгибом черных бровей смотрят с нескрываемым изумлением.

146

Калиги – кожаные башмаки на плотной подошве с ремешками, завязывающимися крест-накрест.

Светорада узнала его в единый миг. И он ее тоже. Смотрел на смоленскую княжну с ее светло-золотистой растрепанной косой, точеными чертами, яркими пунцовыми губами. Все та же горделивая посадка головы и большие глаза, золотисто-карие, блестящие от всполохов костра. А одета как степнячка – в шароварах, у темной брови, проколотой колечком, поблескивает звездочка.

– Многие лета тебе, князь Игорь Рюрикович! – громко произнесла княжна.

Улыбнулась, блеснув зубами.

– Ага, – только и смог вымолвить Игорь.

И тут же покосился куда-то в сторону, словно испытывая неловкость.

Светорада проследила за его взглядом и коротко негромко ахнула.

Она, Ольга Вышгородская. Сидит у костра на подложенном седле, обхватив руками колени. Внешне почти не изменилась: чеканное очелье поблескивает над соболиными бровями вразлет, толстые русые косы переброшены на грудь. Ольга медленно поднялась, высокая, длинноногая, в мужских портах, шнурованных на бедрах и заправленных в поблескивающие бисером невысокие сапожки. А глаза… Расширенные от удивления, светлые даже в ночи и такие лучистые, что кажутся звездами.

Ольга тряхнула головой, точно отгоняя наваждение, и серебряные полумесяцы ее сережек закачались.

– Светорада Смоленская?

– Ага! – так же, как и Игорь, ответила княжна, перевела дыхание и легко соскочила на землю.

Опять украдкой посмотрела… нет, не на Игоря – на посадницу Вышгородскую. Видела, как та опустила длинные ресницы, чуть нахмурила брови и нервно поджала широковатые сильные губы.

Вокруг уже образовалось плотное кольцо дружинников. Все переговаривались, гомонили, выкрикивали что-то.

– Ну и кто не верил, что нашему Игорю удастся освободить пропавшую невесту от хазар коварных? Так вот же она, поглядите!

– Вот диво-то какое!

– А ведь и волхвы удачу в этом походе предрекали!

От этих криков лицо Игоря будто прояснилось, он подошел к княжне, взял ее руки в свои, смотрел, улыбался. Но больше всех ликовал ее брат Ингельд.

– Кровиночка моя родная! Сестренка пропавшая! А я уж столько горевал, столько слез пролил о доле ее несчастной.

Он обнял Светораду за плечи, целовал в макушку, что с его огромным ростом было совсем не трудно. А вот то, что его голубые светлые глаза и впрямь засверкали слезой, умилило Светораду. И не хотелось думать, что богатырь Ингельд обычно легко льет слезы, повинуясь зову своего ранимого сердца.