Светская львица за одну ночь
Шрифт:
— Аминь, — Уайет поднял стакан и с наслаждением допил виски. Махнул рукой официанту, чтобы тот принес счет. Приятно, что хоть кто-то с ним до сих пор заодно. Большинство их приятелей утонули в омуте семейной жизни, теперь их держат как в тюрьме те лихие красотки, что когда-то отплясывали на столиках в “Бунгало-8” или в “Мумба”. Многие переехали из Манхэттена в Гринвич или в Локаст-Велли, их жизнь идет по накатанной колее. Уайет им ничуть не завидует. Не завидует, судя по всему, и Трип.
Они вышли из бара, поддерживая друг друга, и на них тут же обрушился ливень.
— Где Рауль? — поинтересовался Уайет, глядя по сторонам
— Рауля я отпустил, у его дочки сегодня вечером выступление в балетной школе. Черт, вот не вовремя! Такси ловить бесполезно. — Трип натянул на голову капюшон своей куртки “Барбур”.
— Пойдем пешком. Тебе четыре квартала, мне шесть, — сказал Уайет.
Страсть Трипа к комфорту просто уморительна. Дошло до того, что домработница перед каждой поездкой собирает ему чемодан и заранее отправляет на борт его личного самолета, чтобы избавить Трипа от утомительного труда катить чемодан самому.
Они двинулись в путь, обходя уже вполне глубокие лужи.
— Не хочешь махнуть на несколько дней на Теркс и Кайкос? — спросил Трип и тут же споткнулся о пожарный кран, который вдруг возник перед ним. — Вылетаем завтра утром в одиннадцать, если, конечно, погода позволит. Выделим тебе отдельный номер.
— На Теркс, говоришь? — Уайет задумался; пожалуй, нет, он слишком подавлен, чтобы куда-то ехать. — Может, в другой раз. Теперь я свободен и, скорее всего, ненадолго слетаю в Лондон. Давно обещал друзьям, да все занят был, работа не позволяла.
Уайет отдавал себе отчет, что это его “занят” допускает весьма вольное толкование. Правда была не слишком приятна: биоантропологические исследования, увы, тяготили его, как и обязательные для джентльмена процедуры в фитнес-клубе “Ракет” (пять минут поплавать в бассейне, пятнадцать минут попариться в сауне). Время от времени Уайет публиковал статейку (на такую загадочную тему, как, скажем, сексуальные практики самцов бонобо или влияние фактора активности хищников на формирование социально-иерархической структуры стаи), но настоящей, серьезной работой он уже давно свой ум не загружал. Однако видимость создавал неплохо, объясняя, что все его сафари на край света совершаются с целью научных изысканий.
Все это, конечно, было грустно. В Гарварде его считали восходящей звездой. А когда он написал диссертацию (о подчиненном поведении у шимпанзе, что было связано с крахом его детской влюбленности в Джейн Гудолл), профессора провозгласили, что его ждет блистательная карьера выдающегося ученого. Однако никакой блистательной карьеры не состоялось.
Случилось вот что: выложившись без остатка за время работы над диссертацией, Уайет решил, что заслуживает небольшой передышки. Освободившись от научных занятий, от необходимости проводить нескончаемые часы среди пыльных стеллажей библиотеки Уайденера, куда никогда не заглядывало солнце, он почувствовал себя блаженно счастливым. И, желая наверстать упущенное время, провел первую зиму на острове Сент-Джон: приглашал к себе приятелей и манекенщиц, носился по волнам на парусной доске вдоль пляжа Синнамон-Бей и нежился на катамаранах у берега Транк-Бей. Потом он переехал в Саутгемптон, где поселился у своей матери, в домике для гостей. Там он мог рассчитывать на роскошные завтрак, обед и ужин, которые готовил мамин первоклассный повар, на внимание ее двенадцати слуг, а также на приглашения, ответить
Отсутствие необходимости зарабатывать себе на жизнь может стать непреодолимым препятствием для яркой карьеры. Путь на кафедру преподавателя в Гарварде был тернист, требовались годы упорного, неустанного труда. А провинциальные университеты (провинциальными Уайет считал все, кроме Гарварда) его не привлекали, не для него была жизнь в заштатном городишке, где не найти приличного виски и где суши считаются такой же экзотикой, как полет в космос. Ну и конечно он вполне мог обойтись без денег, которые бы ему там платили. Так что Уайет более или менее забросил науку, хотя сам себе в этом до конца не признавался.
— Занят, говоришь? Работаешь над чем-то интересным? — спросил Трип.
— Хочу написать книгу.
В этой лжи была крупица истины: глава издательства Гарвардского университета доктор Альфред Киплинг уже много лет уговаривал Уайета написать книгу. С Киплингом Уайета познакомил его научный руководитель, и упрямый старикан по-прежнему ждал от молодого ученого чего-то оригинального, дерзкого, интересного, ценного — ну или хотя бы более ценного, чем акции “Леман Бразерс”. Уайет написал интереснейшую диссертацию, почему бы ему не написать и книгу, рассуждал Киплинг. Однако до сих пор он от Уайета ничего так и не дождался.
— Книгу о чем? — спросил Трип. Но тут что-то привлекло его внимание, и он на мгновение остановился возле автобусной остановки. Уайет тоже остановился, позабыв о дожде. Перед ними была Корнелия, она глядела на них с огромной рекламы “Таунхауса”. Безупречно красивая, в бледно-зеленом коктейльном платье, Корнелия демонстрировала миру глубокое декольте и бриллиантовое ожерелье. Если забыть о ее человеческих недостатках, ей можно дать двенадцать баллов из десяти возможных, Уайет был вынужден это признать. И не мог не прочесть гигантский заголовок: “Королева гламура Корнелия Рокмен — Манхэттен покорен”.
Бр-р-р, какая мерзость.
— Послушай, — Трип легонько потрепал его по плечу. — И снимок отличный, и девчонка она классная, но ты правильно поступил. Она тебя взбесила, так ведь?
— Именно, — сказал Уайет, не отрывая взгляда от постера. До чего же она самодовольная. Самоуверенная. Как отвратительно высокомерна. Почему он не замечал, как сильно ее ненавидит, когда они встречались?
— Мне надо закурить, — сказал он и махнул рукой в сторону широкого навеса у входа в магазин.
— Еще чего, мы и одного квартала не прошли, — запротестовал Трип. Однако и сам поспешил спрятаться под навесом. — Что, муторно тебе?
Голова у Уайета кружилась. И виной тому было не только количество выпитого спиртного. И не только Корнелия — виной тому было все, что за Корнелией стояло. И вдруг его осенило — ну прямо как в кино, в тот самый миг, когда над их головами небо с грохотом распорола молния.
— Кажется, я понял, — медленно произнес он, и эти три коротких слова одновременно взволновали и напугали его.