Светя другим

Дельсат Владарг

Надо мной снова появляются взрослые. Мужчина и женщина. Что-то внутри меня тянется к ним, одновременно боясь этих двоих, но вот кто они, я не знаю. Может быть, они хорошие? Я смелая, потому что ангел рядом, он меня точно защитит от всех нехороших людей, я знаю.

– Как ты себя чувствуешь, доченька? – спрашивает меня женщина. Значит, это моя мама? Интересно, она добрая или злая?

– Хорошо, – отвечаю ей. – Потому что ангел со мной.

– Ангел? – удивляется она, а мой ангел вздыхает.

– Многие врачей реанимации так называют, – спокойным голосом объясняет он. – Потому что свет лампы так падает,

что возникает ощущение ореола, понимаете?

– Ангел… – шепчет моя мама, кажется, она о чём-то думает. – Прости нас, доченька, за то, что не поверили тебе.

Вот тут я замираю, потому что не знаю, как реагировать на эту фразу, а он гладит меня, поэтому я просто киваю. Говорить мне ещё почему-то сложно. Надо будет ангела спросить, почему так. Интересно, а это действительно мама?

– Это твоя мама, Моника, – говорит мне мой ангел. – Ты её можешь сразу не вспомнить, но это твоя мама, она больше не будет называть тебя симулянткой.

– Она мне верит теперь? – спрашиваю его, на что Юрген просто кивает.

– Я верю тебе, доченька, – подтверждает мама. Я её всё равно немного боюсь, потому что она же может меня разлучить с ним.

– А что у него с опекунами?, – слышу я мужской голос. Он мне знаком, значит, это, наверное, папа?

– Арестованы его опекуны, – вздыхает ещё кто-то. – Так что технически преград нет, а бумагу мы дадим.

Над кроватью появляется уже знакомый мне мужчина. Он обнимает маму, прижимая её к себе, значит, это точно папа. Некоторое время он смотрит на меня, я немного пугаюсь и прижимаюсь к ангелу.

– Ты не будешь возражать против нашей опеки? – интересуется папа.

– Не буду, – улыбается Юрген. – Она же без меня не выживет.

– Хм… – папа обдумывает некоторое время то, что сказал мой ангел. – Но у тебя же своя жизнь?

– Ничего нет важнее жизни этого котёночка, – очень ласково произносит Юрген, а я чувствую, что сейчас заплачу.

– Мне кажется, что я стала маленькой, – жалуюсь ему, потому что действительно кажется. Мне хочется просто спрятаться, и чтобы был он.

– Это нормально, котёнок, – мне так тепло оттого, что он меня так называет, просто не сказать, как.

– Сейчас будем кушать, – предупреждает меня мой ангел.

И действительно, приносят поднос и тарелки, он садится и что-то делает с кроватью, отчего она поднимает меня, заставляя садиться. Юрген располагается лицом ко мне, а я готовлюсь к боли. Сейчас будет больно, я это просто знаю, потому что опыт уже есть. В последнюю неделю в хосписе я и поесть нормально не могла, так больно было. Но теперь-то я могу, хотя руки явно против. Я справлюсь, главное, чтобы он был, а боль – это привычно. Сейчас возьму себя в руки и покушаю.

– Вот летит волшебник к Монике… – слышу я.

Удивлённо вскинув глаза на ангела, обнаруживаю ложку почти у самых моих губ. В ложке каша, но мне всё равно, хоть гвозди! Меня кормит мой ангел! С ложечки! Это просто невероятно!

– Важно следить за дыханием, – произносит он. – Давать на выдохе, не дай Асклепий,

аспирация. Для неё она очень опасна. Сейчас я покормлю нашего котёнка, а в следующий раз попробуете вы.

Я вижу, что мама внимательно слушает моего ангела, и это правильно, ведь он же ангел. Я послушно ем, хотя каша какая-то пресная, но мне действительно всё равно, ведь меня же кормит Юрген. Я обещаю, что буду самой послушной на свете девочкой, только бы его не отняли!

– Умница какая у нас Моника, – говорит мой ангел. – Так хорошо кушает.

– Ну, это же ты, – отвечаю ему. – А я хорошая?

– Ты самая лучшая, – гладит он меня по голове, а я просто наслаждаюсь этим.

Мама опять всхлипывает. Интересно, а почему она всхлипывает, ведь всё же хорошо? У меня есть ангел, и пока он есть, я не умру. Главное, что он есть, остальное всё неважно. Ой, у меня же ножки не ходят, а вдруг меня выкинут опять в хоспис? Что тогда будет? Если он будет – то не страшно, а если нет – то я просто умру, и всё. Поэтому нечего нервничать, а то ангел ругаться будет. Вот.

Доктор Влад

Моника, ожидаемо, родителей не помнит. После остановки, вообще говоря, и не такое бывает. Мозг – штука тонкая. Вот меня штормит – это нехорошо, но на сигнал монитора взлетел, как молодой. Впрочем, я сейчас как раз молодой – двенадцать лет. То есть школа, универ – всё по новой. Ладно, разберёмся.

– Ничего себе, у тебя рефлексы, – замечает коллега с невыясненным пока именем. На нём, конечно, написано 34 , но я всё время другим занят – то Монику откачиваю, то сам в обморок падаю.

34

На бейдже стоит имя доктора.

– Не мы такие, жизнь такая, – привычно отшучиваюсь и спешу к ребёнку.

По возрасту она моя ровесница, между прочим, даже, может, чуть постарше, но я педиатр, а педиатр, как говаривал наш профессор, это диагноз. Так что, пока воспринимаю девочку больше пациенткой, хотя организм говорит, что девочка ему нравится. Мозг пока с этой идеей не свыкся, ну да это дело наживное.

Забралась мне на грудь и уснула. То есть у нас две новости: во-первых, запечатлелась она насмерть, что монитор и продемонстрировал, то есть без меня не сможет, а во-вторых, что-то не сходится. Родители у неё, конечно, с тараканами, но вот чтобы прямо так – не похоже, а реагирует ребёнок, как дитя войны. Потерявшие всё и всех дети именно так себя и ведут. То есть загадка.

Учитывая, правда, кто и в каком состоянии, по словам Забавы, творил этот мир, сюрпризы ещё будут. И не факт, что хорошие, потому что боль – она вдохновение не заменяет. Это, кстати, может подождать, а вот что подождать не может, так это объяснения.

– Ноги не работают, то есть проблема, скорей всего, в голове, – объясняю я кивающему коллеге. – Это мы рано или поздно решим. Непонятно, откуда длинный ку-тэ, у родителей же нет?

– Нет, – качает головой местный доктор. – А вот гипермобильность у матери прослеживается.