Свид 24. Книга 1
Шрифт:
– Ага, знаем мы таких защитников – она сделала акцент на последнем слове, чтобы максимально обесценить его – ты заключенный, у тебя на предплечье отслеживатель – его голова повернулась в сторону руки, он думал, что под больничной робой не будет заметно браслета, но ему в целом было без разницы, это его не задевало.
– Ага, я с ним даже в душе не расстаюсь – сказала, он, пытаясь сделать наигранно эротичный голос. Анри уже сдалась, говорить с ним как ей казалось было бесполезно, абсолютно бесчувственный и безэмоциональный чурбан. Видимо то человеческое, что было в нем выжгли тюрьма и фронт – останови на минуты – голос его уже не был столь наигранный, первая мысль, которая пришла в голову Анри – что-то с ногой. Она быстро обошла коляску и присела на корточки, чтобы
– Нога? Что болит? – с тревогой спросила она, всматриваясь в его глаза и ища намеки на болезнь.
– Спасибо – он улыбнулся, Анри смутилась и встала.
– Да не за что – по привычке ответила она и снова покатила коляску. Смена его настроения и формата общения её насторожили.
– Давно я не видел девушек у своих ног – съехидничал он, не оборачиваясь на Анри.
– А нет, показалось, ты всё такой же придурок – Ник заливисто засмеялся, люди, идущие на встречу с недоумением, оценивали странную парочку, а слух о психованном пациенте уже разнёсся по всем корпусам. В каждом кабинете, в каждой палате описывали буйного всеми возможными эпитетами, приукрашивали историю новыми деталями, пока сам виновник такого ажиотажа смеялся так, как никогда раньше, пусть и без поддержки со стороны спутницы, но радость и долгожданная хоть и относительная свобода поднимали его дух из бездны четырехлетнего заточения на фронте.
К вечеру ажиотаж из-за прибывших немного поутих. Анри уже была готова уходить, когда вдруг на выходе из очередной палаты её поймал тот самый врач. Вид у него был запыхавшийся и измотанный. Он догнал Анри на ходу окрикивая девушку. Анри замерла, она уже знала, что ей скажут «ночная смена», ещё одна ночная смена.
– Анри, Анри погоди – он наконец остановился возле неё, отдышался и продолжил – Анри, у нас завал сама видишь, путаница эта бесконечная, хирурги вообще уже не выходят из операционных, останься на ночную – Анри закатила глаза, плечи её опустились, но отнекиваться она не планировала – я всех вызвал кто был на выходном, но кто за город уехал, у кого с детьми не с кем посидеть – он с надеждой на неё посмотрел.
– Да, конечно.
– Отлично, спасибо большое! В операционную не прошу, прошу только по корпусу всех проверить, кто только после операции, особенно этого психа – он указал пальцем на палату, где днем произошёл инцидент – его привезли после операции час или два назад, надо проследить как он будет отходить от наркоза. Манжетами мы его привязали на всякий случай, ты не переживай. Парнишка подсдал немного, одному Богу известно, что ему довелось пережить, очень рассчитываю на твоё понимание. Если будет буянить, два санитара в другом блоке, можешь их смело вызывать, они его угомонят. Но думаю, после наркоза у него не будет сил бороться как днём, главное, чтобы сам не покалечился – он протянул несколько папок с пациентами – у него перелом, поставили штифты, так что надо проследить, чтобы он не сильно брыкался – Анри послушно взяла папки и кивнула.
– Хорошо, прослежу – врач просиял. Ещё около двух часов он бегал по палатам, что-то решал, возмущался, а потом исчез. Анри сидела за стойкой медсестер. В голове было пусто. Она собрала папки для обхода и лениво встала. Ей в целом нравились ночные смены, везде было тихо, свет становился мягче и не резал глаза. Если не было экстренных ситуаций и были ещё медсестры на этаже, то можно было даже вздремнуть часок другой. Она поочерёдно прошла по палатам, проверила показатели, почти все уже спали. Оставалась самая нежеланная палата двадцать восемь, там, где лежал дневной дебошир.
В палате он был один. Пустые, аккуратно заправленные койки так и манили прилечь. Анри бесшумно подошла к нему и проверила показатели на экране. Всё в норме. В свете тусклой лампы она смогла наконец повнимательнее рассмотреть его лицо. На вид ему было около двадцати трех-четырех лет, она проверила по документам «двадцать три, ну почти угадала». Каштановые волосы прикрывали
– И долго ты будешь на меня пялиться? – Анри вздрогнула, в животе схватило от страха, сердце гулко застучало. Овладев собой, она ответила:
– Я проверяю показатели – Ник немного приоткрыл глаза, получился такой подозрительный прищур.
– Не похоже, что ты показатели смотришь – голос его был слабый и медленный. Он ещё только начал отходить от наркоза и было заметно, что ему с трудом дается каждое слово. Анри обошла его койку и села на соседнюю, пускаться с ним в беседы ей не хотелось. Она откинулась на постель и решила полежать немного. Она знала, что не уснёт, такого за ней не наблюдалось даже после нескольких суток без сна, но легкий отдых ей не повредит. Краем глаза она всё же следила за ним. Ник попытался поднять руки, но обнаружил что они крепко привязаны к кровати, он безнадёжно их опустил и уставился в потолок. Анри машинально повернулась на бок в его сторону.
– Привязали – равнодушно констатировал он – как собаку, а то я убегу на одной ноге – хохотнул он и снова замолчал.
– Это меры предосторожности, чтобы ты после наркоза не навредил себе. Утром развяжем – учительским тоном объяснила Анри. В её голове возникла идея, которую она уже несколько минут усиленно отгоняла – узнать у него про того бойца. Но всякий раз она гнала прочь эти мысли, потому что подобные вопросы будоражащие не самые лучшие воспоминания и могли спровоцировать его неадекватную реакцию. Лучше обходить такие острые углы. Хотя состояние беспомощности могло развязать ему язык. Она снова перевернулась на спину и тоже уперлась взглядом в потолок.
– А у тебя что нет других пациентов? – она повернула голову, спокойные глаза смотрели на неё.
– Я всех уже обошла – также бесцветно ответила Анри. Она не пыталась вникнуть в логику его вопросов, а всё ещё мусолила свою мысль. Совесть откуда-то из глубин сознания требовала подтверждения её дневной легкости. Она решила полежать ещё минут двадцать и уйти в другую палату, где были более сговорчивые пациенты, которые бы не стали докучать ей вопросами.
– Я вспомнил, что меня так сегодня порадовало – он снова обернулся на Анри, она затаилась – Гарыч, ублюдок, умер – Анри ликовала внутри, вот и появился повод вытянуть из него все интересующие её вопросы. Она повернулась к нему. Свет лампы едва дотягивался до нее и Ник мог видеть только её силуэт.
– Так что он тебе такого сделал?
– Что он мне такого сделал? Что он мне такого сделал? – повторял Ник – больше, чем все бойцы Рауков вместе взятые – Анри недовольно скривилась в темноте, понимая, что ответа она не дождётся, а расплывчатые намеки были не особенно полезны.
Молчание воцарилось, в палате мерно шумело оборудование. Анри поняла, что Ник уснул, тихо привстала и пошла к выходу, но в дверях замешкалась и остановилась. Мысли её были об одном, что кем бы он ни был, нельзя так лезть в чужую душу, всем есть что скрывать, но он же не лезет к ней с расспросами. Совесть восторжествовала, прежние её уколы вернулись, да и мысль о том, что чтобы не сделал это Гарыч вины её это не обнуляет. Она его не знала, на его месте мог быть кто угодно, а она ценою его жизни спасла врага и зачем? Анри до сих пор задавалась этим вопросом, чем она тогда руководствовалась, что приняла такое опрометчивое решение? Эти мысли не давали ей покоя, и она зареклась больше не спрашивать у Ника ничего насчет того бойца, не её это дело. Хотя нет, её конечно тоже, но заставить страдать ещё одну покалеченную душу, заставляя вспоминать все былые травмы было сравни насилию, которого она так избегала.