Свидание на Аламуте
Шрифт:
«…Член Нобелевского комитета академик Ханс Гайдигер заявил, что в этом году русские ученые-математики впервые после долгого перерыва всерьез рассматриваются как основные кандидаты на получение Нобелевской премии. По словам господина Гайдигера, открытие, совершенное россиянином Сергеем Шиловым, вполне можно считать эпохальным. Это так называемые рекреативные или репродуктивные числовые матрицы.
Как
Анвар Криспи, Томас Хайдель
The Times, Лондон, Великобритания
Прощание с героями
Цыганки и остальные
– Мистер Тредиакис! Мистер Треди-а-акис!
Киприотка Эмилия, точеная чернокудрая ведьмочка с кожей цвета слегка обжаренного кофе, кричит это с самого верха лестниц отеля-пансиона «Артемида», со ступенек с щербинками, оставшимися еще от сандалий топавших по лестнице финикийцев – ведь лестнице более двадцати веков, впрочем, как и большинству камней на греческой земле. Но Эмилия об этом не думает. Встав на цыпочки пальцами босых ног на этот самый древний камень, киприотка в простеньком светлом платье еще раз зовет постояльца, и звук ее звонкого голоса плывет над садом, как крик тропической птицы.
Внизу человек поднимает голову от кустов роскошных азалий. На нем соломенный «стетсон», полотняная куртка садовника и белые парусиновые штаны на шнурке. Он тоже бос, как и киприотка, дочь хозяйки гостиницы. Выбираясь из кустов к лестнице, он отвечает по-гречески:
– Сейчас, сейчас! Что случилось?
– К вам приехал один важный гость! Просил вас тихонько позвать! – сообщает киприотка голосом, который наверняка слышно и над гладью Эгейского моря.
После этого она, прыснув и мелькнув гранеными, смуглокожими щиколотками точеных ног, убегает. Мистер Тредиакис не спеша поднимается по лестнице, где в ветвях деревьев белеет уютный семейный пансион греков. На ходу мистер Тредиакис, богатый американец греческого происхождения, путешествующий по миру с юной дочкой, что-то поправляет на спине, под полотняной садовнической курткой. Сколько лет мистеру Тредиакису, понять сразу нельзя: у него жесткое лицо человека, привыкшего принимать решения, туго натянутая
Пройдя по теплым плитам террасы, Тредиакис принимает из рук подбежавшей девушки визитку и кивает. Легкие босые шаги киприотки шуршат пылью за углом, а Тредиакис отдергивает противомоскитный полог и входит в комнату, держа в руках карточку с надписью:
БРУНО ГАССЕЛЬБАХЕР
Доктор философии
Это типично греческая комната – небогатая, со старомодной мебелью и большим мраморным, круглым столом в центре. На столе стоят ивовая плетеная корзина с фруктами, бутылка вина. Мистер Тредиакис небрежным жестом откупоривает эту узкогорлую бутыль со следами паутины из погреба по нижнему краю и, наливая темно-красную жидкость в глиняные бокалы, говорит:
– У вас хорошее чувство юмора, мистер Гассельбахер! Любите Грэма Грина?
– «Нашего человека в Гаване» я читал трижды, – улыбаясь, говорит посетитель, вставая с диванчика. – Это моя любимая книга. И еще «Комедианты».
Они пожимают друг другу руки – крепко, как видно, от души. Мистер Гассельбахер молод, подтянут, под свободным и немного – по моде – мешковатым костюмом от Bochano чувствуется тренированное тело. И еще кое-что. Гость смеется:
– Не мешает эта пушка за спиной возиться в саду, Александр Григорьевич?
Заратустров улыбается и парирует, подавая человеку бокальчик:
– Ну, я думаю, не меньше, чем вам – степень доктора философии, Владимир Петрович… За встречу.
Выпив вина, оба садятся на плетеные стулья. Заметив жест Севастьянова, полезшего во внутренний карман своего коричневого пиджака, полковник упреждает его.
– Нет, Владимир Петрович, сегодня мой черед вас угощать… Вот, берите. Vegas Robaina Famosos, ручная.
Севастьянов явно оценил угощение из пачки, вынутой полковником из широкого кармана голубой куртки. Обрезая кончик предложенной гильотинкой, гость небрежно роняет:
– Тихо тут у вас?
– Тихо, Владимир Петрович, тихо… Но вы же знаете мой принцип: на Аллаха надейся, а верблюда-то привяжи. Бисимиллах!
Гость смеется. Зажигает огонек Zippo.
– А я думал, у вас принцип «abreg ad habra», Александр Григорьевич.
– У нас у всех такой принцип, Владимир Петрович. У всего Спецуправления «Йот». Как там в Москве?
Гость одними глазами показывает на окна; Заратустров, поудобнее устраиваясь в кресле, кивает. И кивок этот, незаметный в распаренной, млеющей атмосфере греческой сиесты, прекрасно понятен собеседнику: можно говорить, подслушивающих устройств нет, хозяева – верные люди.
– В Москве? – рассеянным эхом отзывается Севастьянов. – Как всегда, Александр Григорьевич, перестановки, кадровые игры… Румянцева сняли, двинули на Генпрокурора, а Карташова вроде к нам. Пока и. о. Хорошо хоть наш, из Ленобласти.
– ФСБ?
– «Грушник». Это ведь серьезнее ребята.
– Ну да.
– На татами с президентом ходит, как на чай… Понимаете?
– Нет слов.
– Кто-то орден схватил, кто-то повышение. Ваш новосибирский следователь тоже удостоился. Некто Пилатик Эраст Георгиевич. Хотя по большому счету, книгу-то вы спасли, которую из РГАЛИ похитили.
– Да будет вам, Владимир Петрович, – Заратустров морщится в улыбке и наливает еще вина. – Вино роскошное, правда? Виноград тут, как в старину, босыми ногами давит очаровательная хозяйкина дочка… Вы бы видели эти ноги! Эх, где мои семнадцать лет! На самом деле, если бы не Майя, такая сибирская Волшебница, сгинули бы те книги. В вулкане. Это она их похватала и бегом наверх… Кстати, по поводу операции что там говорят?
Гость наслаждается сигарой: в магазинах такая стоит не менее пятисот долларов.