Свидание на Аламуте
Шрифт:
– Энтшульдиген зи бите! – пыхтя, произнесла лысая бестия и одним движением развернула малыша; радостно хохоча, тот убежал.
Медный с кислой гримасой кивнул и принялся сдувать песчинки с клавиатуры. Немец проговорил еще что-то, явно извиняясь за своего воздушного аса и предлагая пиво в качестве контрибуции, но Медный сердито помотал головой. Потомок тевтонских метателей ракет «Фау» удалился, усиленно стараясь сохранять лицо.
Горячее солнце Эль-Кусейра снова погладило Медного жаркой ладонью по голове. В безупречно синее небо врезались полукруглые оконечности корпусов отеля, окруженного бородавкой парка; за ним, в дымке, плавала эстакада шоссе, а по правую сторону тянулась полоска абсолютно ровной, чистой земли, точнее – песка, словно за отелем начиналась пустыня Сахара.
Медный решительно передвинул
«Чертовы немцы! Это что-то с чем-то! Варвары, епрст. Как были, так и остались теми же германцами, разграбившими Рим. Теперь вот Эль-Кусейр грабят… Русских тут мало, как ни странно, хотя и сезон. Кстати, многие арабы знают русский язык, поэтому общаешься с ними чисто по-корефански. Особенно радует „директор Красного моря“ араб Славик (это он так представился). Очень обаятельный, общительный малый, который переобнимал на пляже абсолютно всех женщин моложе сорока пяти. А директором мы его назвали вот почему… Здесь в море через кораллы ведет понтонный мост, который с семи вечера перекрывается пляжной раскладушкой. А открывает море всегда Славик, фактом своего прихода на работу. До этого момента за входом на мост бдительно следит туристический полицейский, которому предписано никого в море не пущать под страхом его собственной смертной казни. Эти меры предпринимаются для того, чтобы с купальщиком не случилось чего-нибудь непредвиденного. А для туристов, чтоб неповадно было, подгрузили устрашающую картину мира, в соответствии с которой после захода солнца из морских глубин поднимаются все возможные хищники, включая акул.
Мы со Славиком постоянно перебрасываемся шутками на ломанном английском (щас знаешь, какой у меня английский!). И вот я ему как-то заявил, что он нам больше не друг, так как приходит на работу к восьми. Славик же на это с чертиками в глазах начал жаловаться на жизнь: и встает он в пять утра, и побриться ему надо, и футболку постирать, и с боссом встретиться, и т. д. Неожиданно для нас, после этого разговора Славика поставили начальником бассейна, а на его место назначили молчаливого араба, который стал приходить к 7-30. И нам стало не хватать Славика.
Снова о русских. Ты бы видел, как мы быстренько пролетали по понтону и успевали нырнуть, когда полицейский что есть мочи бежал за нами и пытался по-английски объяснить, что купаться до 8-00 запрещено. Наши изображали, что не понимают английского, и преспокойненько продолжали плавать дальше. Причем английский все знают на ять, кроме меня.
Ну так Лис позавчера этого полицейского и прогнала. Нырнула, сняла с себя в воде верхнюю часть бикини и вылезла в таком виде на понтон. Полицейский чуть в воду не брякнулся. А Лис такая сначала грудь руками закрыла, а потом на „типа-английском“ давай ему объяснять, что вот, мол, купальник порвался, нельзя ли как-то помочь его выловить… И руками машет… А тот… короче, с ним чуть приступ не случился. Развернулся и бегом, опрометью с понтона. Теперь мы всегда Лис вперед выставляем, и, едва наша процессия подходит к понтону, этот дядька попросту убегает…»
Теперь Медный уже точно собирался закончить, но в этот момент ему в голову пришла еще одна мысль. Он торопливо застучал по черным кнопкам.
«Слушай, еще такая фишка! В отеле живет семья – умереть не встать! Глава этой семьи – русский бык, зовут АЛЕХАН!!! Я его, правда, видел только мельком, но, я те скажу, это картина! Цепища на шее якорная, золотая, пиджак малинющий, как у нас было распространено лет десять назад, рожа уголовника конченого. А с ним – ни жены, ни любовницы! Только две цыганки – пожилая и молодая. Так вот, они нянчат его двоих детей: карапуза лет четырех и девчонку класса эдак третьего… Я тебе потом о них расскажу, это маленькие дьяволята! Так вот, прикинь, с пожилой цыганкой я тут перемолвился парой слов, так она говорит, что тебя знает, слышь? Передала привет. Давай, выдай мне оперативную информацию на тот случай, если она что спросит, чтобы я дураком не выглядел…»
Недалеко от Медного снова раздался звук, и, как привыкший к бомбежкам человек, он, еще ничего не слыша, уже знал, что произойдет. Андрей тут же быстро прикрыл экран ноутбука,
Теперь его взяли в кольцо. Справа кидали тарелку громкоголосые тевтоны, слева прыгала в ритме пляжного баскетбола компания викингов (шведки явно тяготились купальниками, но, очевидно, не хотели оскорблять местных арабов). Одним словом, артобстрелу он мог быть подвержен с обеих сторон. Медный закрыл многочисленные окна на мониторе, выключил компьютер и, поднявшись, побрел прочь.
Полоску пляжа отделяли от сада отеля чудно подстриженные кусты – низкорослые, шарообразные, но совершенно непроницаемые для любопытного взгляда, эдакие кедровые шишки посреди белой известняковой плитки террас. На специальных полочках пестрели сланцы аккуратных европейцев, ни шагу не делающих без спасительной обуви. Только команда Медного рассекала по отелю босиком, белея пятками – известняк неизменно оставлял на подошвах налет забавного оттенка, будто они гуляли по муке. Причем среди персонала уже ходили легенды о фантастической сибирской устойчивости этих русских чудаков: мол, там, в России, на родине вечных снегов, все такие… Медный шел по рельефным, ласково гладящим подошву плиткам дорожки и неожиданно вспомнил тех самых цыганок.
Как это было? Да в первый день, кажется… Точно! Валисджанс, быстро наняв в прокатной конторе округлый, как кусок мыла, «шевроле-ланос», укатила к мистеру Лукасу. Шкипер и Лис, только прилетев, сразу уединились в номере, и скоро оттуда донеслись звуки передвигаемой мебели, а потом… Медный не стал гадать, зачем ребятам понадобилась эта перестановка, и, чертыхнувшись, вышел в холл. Тут, на ресепшене, толклась только приехавшая группа немцев; шведы, взгромоздившись в кроссовках на отельные диваны, пили кока-колу и громко болтали. Медному хотелось начать день с бокала белого вина. К этому их приохотил тот самый Майбах – развязный издатель из Парижа, милый русский пьяница с энергией американского трудоголика. Судя по проспекту в номере, тут должен был быть хобби-бар, а также какие-то заведения под маркой «all inclusive» [39] . Но указателя «BAR» он так и не нашел, а спросить на ресепшене не было никакой возможности: его оккупировали немцы.
39
Все включено. (англ.).
Тьфу! Проклиная себя за туристическую тупость, Медный пошел наугад и попал на округлую террасу, расположенную с западной стороны отеля. Терраса эта обрывалась над крутым уступом желтого песка – внизу золотился пляж.
За одним из столиков сидела женщина. Было ей на вид лет сорок пять, не меньше, и Медный вспомнил, где он ее видел. Когда Лис и Шкипер волокли свои сумки на колесиках по аллеям к отелю, навстречу им попалась очень странная четверка: впереди акробатической группой катились двое детей – четырехлетний подвижный мальчишка и маленькая девчонка в расшитых бисером джинсах; а за ними – две классические цыганки! Широченные юбки, цветастые кофты, пестрые платки на черноволосых головах. В глаза бросалась одна деталь: и цыганки, и дети были босы, и четыре пары разнокалиберных ног совершенно спокойно топтали раскаленный на вид асфальт. Тогда еще Шкипер довольно бесцеремонно ткнул пальцем в их спины – мол, наши люди.
А сейчас старшая из этих цыганок сидела перед Шкипером. На ней на этот раз оказалось белое, явно очень дорогое платье с кружевами – легчайшее, газовое. Смуглые руки цыганки лежали на скатерти, у бокала с розоватой жидкостью. Мягкий отблеск солнца играл в круглой луковичке с «Кьянти розо». Худые, длинные пальцы держали тонкую сигарету; на них – не золото рыночной торговки, а благородное черненое серебро. И ноги, положенные одна на одну, были бестрепетно обнажены; они покоились на кафеле террасы совершенно спокойно и уверенно. Ногти на пальцах ног, чуть широковатые, были покрыты серебристым лаком…