Свидание с Тьмой

Балабаев Андрей Михайлович

– Устала? Прости, что заставил ждать.

***

Эльва хватает ртом воздух, хватает судорожно и жадно.

В горле сухо, как у пьяницы поутру, жёлтый свет - вовсе не такой яркий, как показалось - выхватывает из мрака высокие стопки досок, ящики, края декоративных гипсовых плит. На большее лампочки не хватает - щели и проходы утопают во тьме.

Пахнет пылью.

– Посмотрим...

Он деловит и абсолютно спокоен. Плавные движение, мягкий голос, стильный костюм из едва мерцающей чёрной

ткани - такие можно увидеть на богачах, идущих от лимузина до ресторана где-нибудь на Конном ряду.

Человек, который знает, что делает.

Под головой у Эльвы - упругая подушечка, так что она видит каждое действие. Плоский кейс, из которого появляются латексная накидка с капюшоном и матово-белая медицинская маска. Перчатки. Инъекторы. Набор ампул.

В накидке и маске он становится нелеп и безлик. Глаза под стеклом улыбаются - но не ей. С инъектором в руке незнакомец подходит ближе, доверительно наклоняется - слова из под маски долетают глуховато, тают на полпути.

– Боль, как тебе, должно быть, известно, чувствует мозг. Ты ведь училась в какой-то школе?

Он продолжает говорить, сноровисто снаряжая инъектор одноразовой белой капсулой.

– Можешь не беспокоиться: боль мы отсечём со всей эффективностью. Отсечём твой мозг от этой бессмысленной информации, которая мешает полноценному восприятию. А для этого, уж прости, придётся сделать одну болезненную инъекцию... Субарахноидальную, понимаешь? И несколько обычных. Они, к сожалению, повреждают нервные клетки, но в твоём случае это уже не важно. Препараты, должным образом протестированные и признанные негодными к употреблению. Но результат, результат, моя милая - превосходит все ожидания. Да что там - скоро сама поймёшь.

Он ловко срезает её одежду, не позволяя себе никаких вольностей. Резина перчаток неприятно холодит кожу. Отцепив часть ремней, переворачивает её на живот. Эльва пытается сопротивляться, но конечности связаны, а жёсткие руки незнакомца вдруг становятся очень цепкими и держат, будто тиски.

Спину пронзает боль - что-то впивается в неё, резко и глубоко, заставляя дёргаться и стонать.

– Терпи, терпи. Молодец.

Обратная процедура занимает куда меньше времени - Эльва перестаёт чувствовать своё тело, даже страх увязает в этом стремительном омертвении.

– И ещё кое-что от аритмии и других побочных эффектов. Мы же не хотим, чтобы твоё сердце внезапно остановилось?

Новые уколы безболезненны и быстры. Инъектор исчезает внутри кейса, его место занимают жгуты. Обычные медицинские жгуты, которые незнакомец сноровисто накладывает ей на руки и ноги - по два на каждую.

Эльве хочется дёргаться, кричать, дать хоть какой-то выход ползущему из глубин страху - но она уже не властна над реакциями организма, и страх начинает есть её изнутри.

– Не люблю боль. Очень не люблю боль. Обещаю, больно не будет... Ты просто будешь смотреть. Так надо. Да, - неожиданно смеётся он, - именно так и надо. Понимаешь? Вижу, что понимаешь.

В его глазах нет ни злобы, ни вожделения, и глубоко внутри себя она уже знает - никакой пощады не будет. Знает... но не хочет этого признать. У её

мучителя глаза мертвеца.

Закончив подготовку, он некоторое время любуется на дело рук своих, даже отходит подальше, чтобы рассмотреть девушку целиком. Она тоже смотрит на себя: бледная кожа, желтоватая от плохого освещения, чёрные змеи жгутов, передавившие ноги, из-за чего те уже начали багроветь, плоский живот и грудь, которая теперь кажется ещё меньше обычного. Ремни аккуратно перехлёстывают всё тело.

Эльва знает, на что похоже это жалкое зрелище.

Он тоже знает.

Незнакомец присаживается и достаёт из-под стола, на котором она лежит, что-то угловатое, оснащённое серым зубчатым диском. За устройством тянется толстый провод.

– Пора, моя милая. Займёмся делом, да? Тебе должно понравиться, я уверен. Нигде, нигде такого не испытаешь.

Шаг.

Это не она.

Диск пилы приходит в движение

Это не она.

Жужжащий инструмент опускается к её колену.

Это не она.

Размытый край диска впивается в сустав. Кровяная пыль рисует узоры на белесом латексе хирургического костюма.

Это сон. Кошмар. Бред. Этого не может происходить с ней, потому что не может происходить никогда. Кадр из ужастика не может превратиться в реальность.

Точно! Это кино! Она же смотрит фильм, и сейчас...

Пила разгрызает кость, и страшная вибрация распространяется по всему телу.

Нет. Нет, нет, нет!..

Жужжание смолкает. Покрытая алой взвесью фигура бодро приподнимает отнятую ногу, обхватив её за ступню. Демонстрирует Эльве ровный срез. Нога кажется ненастоящей, восковым экспонатом, ужасной шуткой - но из среза сочится кровь, а внизу...

Она переводит взгляд на себя и видит перехваченный жгутами обрубок на дешёвых хирургических простынях. "Зелёненькие" - машинально думает Эльва, но якорь внимания соскальзывает в никуда и девушка пытается закричать...

...но не может. Связки не подчиняются командам мозга. Глаза не желают закрываться. Спасительное забвение захлопывает перед нищенкой свою дверь.

Пила жужжит, аккуратно взрезая плоть. Алая щель всё шире, инструмент плавно погружается вглубь. Её тело - как посторонний предмет, неодушевлённый, мёртвый, холодный. Вибрация - всё, что достигает её сознания.

Эльва видит руку. Свою руку - отдельно от тела. Чёрный человек прижимает её к щеке, поглаживает сам себя чужой ладонью, словно играет с куклой.

Крик, ещё не родившись, застревает в горле, разрывается прямо в нём резкими спазмами.

Он отпиливает конечности по частям - сперва ниже сустава, а потом - выше. Демонстрирует Эльве свои "трофеи", упиваясь безумием её взгляда. Под кровью уже не видно ни его одежды, ни простыней: чудовище несколько раз протирает маску салфеткой.

– Разве тебе не нравится? Это - было частью тебя, и это тоже. Было, - трясёт он обрубком руки, разбрызгивая алые капли, - а теперь - нет. Но ты - это по-прежнему ты. Я отсеку всё лишнее, ограню тебя, как дорогой камень, до тех пор, пока не останется никакой лишней плоти - только ты сама, лёгонькая, воздушная... такая, которая мне нужна.