Свидание в лифте

Кит Тата

Обмякшая, сонная и полностью мне доверяющая.

Может, попросить в садике почаще проводить собрания? Когда ещё мне достанется настолько тактильная и няшная Юля?

С малой играть — ещё один вид кайфа. Носишься себе беззаботно по площадке, и никто слова тебе не скажет. Хочешь — на горке катайся и застревай, а хочешь — снег жуй. Главное, чтобы не жёлтый.

Пока Юля отошла поговорить по телефону, мы с Варей захватили городок с самой большой горкой, но другие две девчонки со своими папашами, отчего-то, решили всё повторять за нами.

Для своей крошки

я пытался выбивать самое козырное место и следил, чтобы те две девчонки не щемили мою. Вроде, выходило неплохо. Два других папаши, которые изначально пришли сюда сонными, будто тоже включились в процесс.

Немного раздражало, что их дочери постоянно «папкали», прося то снять их с горки, то поставить на неё.

Я делал всё то же самое, но Варя, как истинная леди, просто манила меня к себе пальчиками, шевелящимися в перчатках.

А затем случилось странное.

Моя крошка застыла на самом верху городка. Долго и молча наблюдала за теми двумя постоянно «папкающими» девчонками, а затем вдруг посмотрела на меня. Розовые от холода щечки и внезапно серьёзный анализирующий меня взгляд явно выдавали какой-то мелко-пухлый замысел.

— Что, булочка? — спросил я, назвав Варю так, как её частенько называла Юля.

— А давай ты тоже будешь папой. Только моим, ладно? — вдруг выдала Варя.

Я опешил.

Какую-то часть меня, где-то глубоко за грудиной, окатило обжигающим теплом. Я был готов кивать болванчиком и соглашаться на любой кипишь. Но другая часть меня, большая, понимала, что идея — отстой. Во-первых, за это Юлька оторвёт мне яйца и сделает из них брелок для своего «матиза», а, во-вторых, для наших с Юлей, вроде как, несерьёзных отношений, «папа» от Вари — это дохрена серьёзно. Это, блядь, фундаментально.

— Нет, Варя, — качнул я головой, мягко улыбнувшись крошке, — Какой я папа? Я же просто Лёшка.

— Ну, давай, мы плосто будем так играть.

И как не согласиться на всё, что предлагает эта мелочь, глядя на меня такими молящими глазками?

— Нет, булочка. Это плохая идея. Давай, лучше, придумаем мне какое-нибудь другое прозвище. Типа, Лёшка-картошка…

— Нет, — взбунтовалась маленькая. — Я хочу, чтобы ты был папой.

Мать моя…

И что теперь делать?

Я оглянулся на Юлю, которая разговаривала по телефону с серьёзным выражением лица.

Походу, кто-то уже испортил ей настроение. Если она услышит, как Варя придумала меня называть, то классной задницы и сисек мои ладони и глаза не увидят ещё очень долго.

Юля подошла к нам. Уже на подходе по её взгляду я понял, что что-то не так. Она буто напугана и рассержена одновременно. Позвала Варю домой. Хоть и постаралась звучать мягче, но металлический скрежет в интонациях присутствовал.

И тут, как контрольный, Варя выдала:

— Папа, лови!

Мне точно хана.

— Только не бей. Это просто прикол. Варя придумала, — поспешил я оправдаться, держа на руках Варю, которой всё было по кайфу.

Юлины ноздри начали раздуваться, как капюшон у кобры, но только благодаря тому, что здесь была Варя, она сдержалась и нарочито спокойно

процедила:

— Идёмте домой. Поздно уже и холодно.

Вдвойне не по себе стало, когда она взяла из моих рук Варю и сама понесла её в подъезд и до самого лифта.

В лифте мы ехали молча. Юля смотрела строго перед собой, всем своим видом давая понять, что я уже покойник.

Весь ужин и вечер прошёл в напряжении. Я чувствовал бы себя лишним в этой квартире, если бы не радушие Вари.

Юля же держалась холодной неприступной стеной, игнорируя меня так, что я сам начал сомневаться в том, существую ли я на самом деле.

— Я не просил её называть меня папой, — подошёл я, когда Варя уснула. — Просто там мелкие девчонки постоянно «папкали», вот Варя и подцепила. Просто как прозвище. Завтра она забудет.

— Варя за ужин несколько раз назвала тебя папой. И после него. Я же говорила, что она привяжется к тебе, — устало обронила Юля, так и не взглянув на меня. Ходила по гостиной и уже в сотый раз поправляла давно закрытые ею же шторы.

— Не злись, — выдохнул я мягко. Поймал спешащую мимо меня Юлька за талию и прижал к себе спиной. Уткнулся носом в сгиб её ароматной шеи и, вдохнув полной грудью, прикрыл глаза, чувствуя, как по телу начала разливаться приятная усталость и расслабление оттого, как Юля, всего на секунду воспротивившись, обмякла в моих руках, откинув голову на плечо. — Я, правда, не думал, что всё будет так. Но, знаешь, это приятно, когда тебя называют папой. Сразу так… — улыбаясь, я пытался подобрать подходящие слова. — …чем-то значимым себя почувствовал. Будто смысл жизни нашёл. Не знаю… не могу объяснить. Больше не злишься?

— Я не по этому поводу злюсь, Лёш. Хотя, и по этому тоже. И мы с тобой ещё это серьёзно обсудим. Просто… — выдохнула Юля и замолкла.

— Что «просто»? — не выдержал я, слегка покачавшись вместе с ней. — Рассказывай. Если тебя грузануло что-то сильнее того, что Варя назвала меня папой, то я точно обязан об этом знать. Что случилось?

Я повернул к себе Юлю и вместо злости, которая чудилась мне весь вечер в её глазах, увидел смесь страха и чувства вины.

— Юль, в чём дело?

* * *

Юля

Ненавижу сериалы. Любые романтические сериалы. Турецкие, бразильские и т. п. Главным образом по причине того, что количество серий в них ровно такое, сколько главная героиня сможет скрывать какой-то значимый секрет от главного героя.

И вот, героиня молчит, герой делает свои выводы из её молчания. Разумеется, неправильные. Либо, ещё один вариант развития сюжета — героиня вешает герою дичайшую лапшу на уши, вместо того, чтобы в двух словах обрисовать проблему, решение которой может быть в одном единственном диалоге. Но вместо правды разрастается ложь. Оба героя начинают творить несусветную дичь. Оба несчастны. Героиня несчастна из, как она считает, благородных побуждений, а герой несчастен тупо потому, что вообще не понял, что произошло. Его просто резко кинули через бедро и сказали, что так и хотели.