Свидетель истории
Шрифт:
МЫШОНОК
Девушка в синей шляпке робко позвонила.
– Можно видеть Евгению Константиновну?
– Как доложить?
Она не была подготовлена к такому вопросу: там, где она обычно бывала, никаких докладов не полагалось. Как сказать? Просто - Фаня? Или с фамилией? Или нужно сказать прислуге пароль?
– Скажите, что по делу... из магазина.
– Из какого магазина?
– Из шляпного.
Лучшего она не могла придумать: сама была похожа на модистку, а в руках ее была картонка. Ее попросили подождать
Обстановка не была ни парадной, ни богатой,- но Фане показалось, что она попала в необыкновенно блестящий дом: и зеркала, и ковры, и картины. Уж не ошиблась ли она? Но и адрес, и имя верны.
Они не были знакомы, и Евгения Константиновна не подала ей руки и не попросила садиться.
– Вас послали ко мне? Из какого магазина?
– Нет, я только так сказала, а я за сумкой.
Недоуменно поднятые брови:
– За какой сумкой?
Фаня смутилась: нужно было сказать не так, ведь учили же ее!
– С поклоном и за письмом.
Евгения Константиновна подала ей руку.
– А мы с вами не встречались. Вы, вероятно, Фаня?
– Да.
– Ну, так я вас знаю. Вы ведь настоящий герой!
Девушка удивилась.
– Может быть, вы меня с кем-нибудь спутали? Я ничего не делала.
– Вы жили в Финляндии?
– Да.
– Тогда не спутала; знаю, что вы много делали. А как ваше здоровье, Фаня? Вы были больны?
– Ничего, спасибо. Немножко хворала, теперь лучше. У меня слабые легкие.
Они были так несходны, и, казалось, между ними ничего не могло быть общего. А между тем - были тесно связаны их судьбы, и им могла грозить одна участь.
Евгения Константиновна достала из камина сумку и помогла Фане уложить ее в большой шляпный картон.
– Выдержит?
– Да, он крепкий. Я в нем уже носила тяжелое; он так сделан.
– Лучше бы нести без сумки, но я не знаю, как ее открыть; вероятно, надо взломать замок. И притом мне некуда бросить эту сумку и невозможно уничтожить. Вы, Фаня, знаете, что тут?
– Нет. Мне только сказали, чтобы взять у вас и доставить. Верно, что-нибудь такое, как всегда? Евгения Константиновна рассмеялась:
– Нет, не думаю. Тут, вероятно, бумажки, которые могут быть опасными или очень приятными, смотря по тому, что с ними делать. Толчков они не боятся, но поберегите их, потому что обошлись они очень дорого.
– О, я всегда осторожна! И больше ничего?
– Больше ничего.
Они простились, и Фаня унесла тяжелый картон. По привычке - несла бережно, как раньше носила динамит. Не знала, что на полчаса она - богатый человек и что эту сумку можно обменять не на три сладких пирожка, а на целую кучу бриллиантов, роскошных платьев, удивительных шляпок или даже на большой дом на Невском проспекте, на несколько больших доходных домов. Несла спокойно, иногда трогая дно крепкого, обшитого холстом картона: хорошо ли оно держит?
По совету Евгении Константиновны она взяла извозчика и отпустила его за две улицы до указанного ей дома. Вовремя заметила, что картон все-таки, кажется, не выдержит: хорошо, что она такая внимательная! Уже с трудом внесла его на четвертый этаж и сдала тому, кто ее послал. Ее не пригласили отдохнуть, только спросили, не
Что-то и еще было приятное... Да, это слова Евгении Константиновны: "Вы, Фаня, настоящий герой!" За что ее так любят и так хвалят? Конечно, она не герой, но ведь все-таки участница великого идейного дела. До сих пор она всегда справлялась со всеми поручениями, которые ей доверяли. Значит нужна, и, значит, есть в общем деле и ее доля, пусть самая маленькая!
Теперь ей пришлось ехать долго трамваем, с пересадками, потом искать незнакомую квартиру в рабочем квартале, а найдя - позвонить, спросить Наташу и сказать ей, что "в девять вечера, где обычно". Передать непременно лично ей. И кажется, это та самая знаменитая Наташа, о которой так много говорили и которой Фаня еще не встречала. Совсем удивительная женщина, настоящий герой. Участница всех важных актов и близкий друг того удивительного и неуловимого товарища, которого тщетно ищет вся полиция Петербурга. Передать непременно лично,- значит, она ее увидит!
Дом она нашла легко. Внизу, в подъезде, встретила какого-то мужчину неприятного вида, но все-таки поднялась и позвонила.
Дверь отперли, и она отпрянула, увидав человека в полицейской форме. Успела сказать: - Ах, я, кажется, ошиблась! Здесь живет зубной врач?
– Входите, входите!
– Но, кажется, не здесь?
Она повернулась, чтобы уйти, но поднявшийся вслед за ней человек, которого она видела внизу, заступил ей дорогу:
– Тут не тут, а пожалуйте в квартиру. У нас зубных докторов сколько хочешь! Разом вылечат!
И ее втолкнули силой. Полицейский сказал штатскому:
– Кто ни попадет - все зубных врачей спрашивают! А тут на всей лестнице и доктора никакого нет.
– Это у них всегда - очень зубами болеют!
За маленьким невзрачным мышонком, легкомысленно сунувшим нос в ловушку, захлопнулась железная дверка.
И сердце маленького мышонка забилось сразу и страхом, и радостью. Страхом - потому, что кругом были грубые люди с шашками и кобурами револьверов и что счастье изменило мышонку и порученья она не выполнит,- и в то же время большая и настоящая радость: вот и ему, как всем большим и сильным, с которыми он работал в одном великом деле, довелось пострадать за идею и приобщиться к лику мучеников. Вот оно - начинается! Теперь нужно до конца быть стойким и твердым, действительно - настоящим героем! Себя не жалеть - но ни одним словом, ни жестом не выдавать других! Пусть бьют и мучают - ни словом, ни жестом!
Ее ввели в комнату, где сидел за столом, разбирая бумаги, толстый полуседой человек в форме, на вид сонный и равнодушный; тут же ее обыскали, грубо и цинично, чуть не вызвав на ее глаза слезы; но она, конечно, сдержалась, только отталкивала мужские руки своими худыми пальчиками.
Толстый сонно спросил:
– Ну, вы к кому пришли?
Она молчала.
– Спрашиваю - к кому вы пришли? Отвечать нужно! Фамилия ваша как?
И тогда она, сверкнув невыразительными и слишком добрыми глазами, как-то визгливо и слишком восторженно крикнула: