Свидетель обвинения
Шрифт:
Он попытался поцеловать её, но тут она не выдержала и отшатнулась от него, словно от ядовитой змеи.
– Ты что?
– побледнел Ренат.
– Ты веришь во все эти нелепые обвинения?
Эльмира ничего не ответила и стараясь не глядеть ему в глаза, стала подниматься с постели.
– Ты извини меня, я виноват, - говорил Ренат.
– Тебе надо было во время моего отсутствия пожить у родителей, в голову не пришло от всех этих стрессов... Пойми - где крупные деньги, там, так сказать, своеобразные отношения. Слезам никто не верит, им вынь да положь нужную сумму, и все... Опасная
Вспомнив кое-что из ташкентской жизни, Эльмира невольно вздрогнула, но затем надела на лицо усталую улыбку.
– Конечно, помню, - прошептала она.
– Было очень хорошо...
Ренат прижал её к себе и стал целовать в слипшиеся черные волосы. А она преодолевала в себе чувство жуткой брезгливости, напрягая всю свою силу воли. К её собственному удивлению, силы воли оказалось немало, она ничем не выдала то, что знает тайну его кровавого прошлого, и сделала вид, что не верит в преступное настоящее Рената. Оказывается, она умеет играть, она неплохая актриса. Воистину, жить захочешь, станешь и актрисой, и кем угодно...
– Такова жизнь, - произнес он свою обычную фразу. И добавил: Оклеветать можно кого угодно, даже святого человека...
Они вышли из комнаты. Бледный, невыспавшийся и небритый Нарбеков укоризненно глядел на зятя. В глазах Ирины Ренат прочитал плохо скрываемую ненависть.
– Простите, Эльдар Раджабович, - виновато произнес Ренат.
– И вы, Ирина Викторовна, простите меня. Хоть я ни в чем и не виноват...
– Ладно, - махнул рукой Нарбеков.
– Главное, что все обошлось. Только уж в дальнейшем будь поаккуратней.
– Я был в прокуратуре и подал прокурору жалобу на незаконный обыск. Нельзя такого спускать, - сказал он Нарбекову.
– Перевернули, наверняка, все вверх дном, сволочи... Людей перепугали, панику развели...
Нарбеков молча глядел на него.
– Они сказали, что ты подозреваешься в распространении наркотиков, сказал он.
– Я об этом слышал, слухами, как известно, Земля полнится, - ответил Ренат, глядя в лицо тестя своими черными как маслины круглыми невинными глазами.
– Но неужели вы могли поверить в такую гнусную ложь?
– Да нет..., - замялся Нарбеков.
– Но... Сам понимаешь...
– Оклеветать можно кого угодно, хоть вас, хоть Ирину Викторовну, хоть даже нашу дорогую Эльмиру... Все ходим не только под Богом, но и под взглядами недоброжелателей и откровенных врагов. А у нас, бизнесменов, их более чем достаточно, Эльдар Раджабович...
Эльмира молчала. Она прижалась к теплому плечу матери, и та гладила её по волосам. Ренат порой бросал на жену полные нежности взгляды.
– Я подал жалобу, - повторил Ренат.
– Такие вопросы надо решать незамедлительно, - твердо сказал он.
– Мне прятаться незачем и не от кого. Я чист и честен и перед законом и перед людьми. А сейчас поедем домой, дорогая... Хотя нет, сделаем по-другому, я позвоню Александре Петровне, заеду за ней и мы все там приведем в порядок. А ты приедешь в убранную после этого безобразного погрома квартиру.
– Хорошо, - согласилась
Когда хлопнула дверь, Эльмира больше не смогла держать себя в руках и отчаянно разрыдалась, прижавшись к плечу матери.
– Что с тобой, доченька?
– спросила мать.
– Мне страшно, мама, - всхлипывала Эльмира.
– Мне очень страшно...
7.
...
– Боже мой, - улыбался Нарбеков, открывая дверь своей квартиры. Какие люди! Какая встреча! Борис Георгиевич, дорогой! Как я рад вас видеть!
На пороге квартиры стоял совершенно седой, с коротко подстриженными усами, в модной белой с красными полосами куртке, Борис Георгиевич Карапетян.
– Извините за вторжение, Эльдар Раджабович, - улыбался он.
– Я прямо как снег на голову. Только не подумайте, что я приехал к вам жить. Я остановился в гостинице, а к вам я с дружеским визитом и подарочками из-за океана... Виски пьете?
– С вами, Борис Георгиевич, я выпью, что угодно, хоть молока, хоть кумыса, - засмеялся Нарбеков.
– Проходите... Ира поехала к Эльмире, звонила, скоро будет... А пока мы с вами выпьем по рюмочке в чисто мужской компании... Надолго в Россию?
– Да нет, только на недельку... Нужно встретиться с коллегами, обсудить совместные планы. Да ещё выполнить несколько деловых поручений моих добрых знакомых... Да и потом..., - взмахнул костлявой рукой Карапетян.
– Ностальгия тоже достала, может быть, это и есть главная причина моего приезда...
– А туда?..., - сделал неопределенный жест в сторону Нарбеков.
– Нет, - покачал головой Карапетян.
– Туда не могу... Пока не могу, хоть там их могилы... Потом, потом как-нибудь... За могилами ухаживает моя двоюродная сестра, пишет, что все в порядке... А я не могу...
Они сели за стол, Карапетян вытащил из сумки бутылку виски, бутылку содовой воды, конфет, орешков и других заморских угощений.
– Тут небольшие сувениры, - показал он на большой целофановый пакет.
– Для вас, Ирины Викторовны и Эльмиры... Как она, кстати? Счастлива с генеральским сыночком?
– При этих словах его узкое лицо стало злым и недоброжелательным. Потемнело лицо и у Нарбекова.
– Да как вам сказать, - замялся хозяин.
– Недели три назад было тут некоторое приключение... И с тех пор Эльмира как-то переменилась, очень замкнулась в себе, стала совсем другой. Понимаете, пропало её радостное восприятие жизни, словно она за эту ночь постарела на много лет, вот такое у меня ощущение...
Они выпили по рюмке виски с содовой, и Нарбеков рассказал гостю, о том, что произошло в середине февраля в квартире Темирханова. Гость, беспрестанно куря короткие сигарки, слушал очень внимательно, даже порой открывая рот от удивления.
– Вот оно как..., - произнес он, когда хозяин закончил свой рассказ.
– Да, вот так, - констатировал с тяжелым вздохом Нарбеков.
– И что, вы поверили россказням этого сынка?
– с неожиданной злостью в голосе спросил Карапетян.
– Да как вам сказать? Хотелось бы верить, разумеется... Понимаете, Эльмира ждет ребенка...