Свидетель с заставы № 3
Шрифт:
Клим ничего не мог ответить: такой невыносимой стала боль.
— Терпи, Клим, терпи, друже, — повторил Потапов. — Ну как? Всё теперь понимаешь?
— Понимаю, — сквозь зубы произнёс Клим.
Потапов сделал из кедровых ветвей волокушу, положил на неё товарища и потащил. Через трещины и камни он переносил его на руках.
— Терпи, терпи!..
Вытянув волокушу на тропу, Потапов сел рядом с Климом, тяжело дыша.
— Ну как? Поехали дальше? А то ведь «гости», поди, соскучились без нас, и лавина, вон эта, того гляди, сорвётся. — Сержант показал на огромную
— Поехали, — ответил Клим, опасливо взглянув кверху.
Да, теперь Клим всё понимал.
— А как ты, Кузнецов, думаешь, скоро смена придёт? — нарушил Фёдор молчание. — Поскорее бы пришла.
— Конечно, скоро! — обрадованно ответил Клим.
Глядя на покачивающегося от усталости товарища, он думал о том, какой Фёдор верный друг и хороший старший товарищ.
За долгие месяцы, проведённые вместе в снежном плену, о многом уже было переговорено, и Клим отлично представлял, каким хорошим электросварщиком был Фёдор до призыва в армию. И в Новосибирске на заводе Потапов наверняка был примером для товарищей по цеху, и хорошо, что его любит Вера, карточку которой он показывал недавно и о которой говорил, сдержанно и гордо улыбаясь.
Конечно, и Фёдору хочется побывать дома, он тоже скучает, но ведь вот какой человек — ни разу даже не намекнул об этом!..
6
На вторые сутки после возвращения Потапова и Клима с ледника к Большой зарубке снова прилетел самолёт. На этот раз облака не мешали пилоту увидеть лагерь. Он сделал круг над площадкой и сбросил вымпел.
Фёдор и Клим с волнением следили, как всё ниже и ниже спускался белый парашютик, пока Потапов не поймал его рукой.
Самолёт сделал ещё круг и сбросил второй, большой парашют. К нему был привешен мешок. Увлекаемый тяжёлым грузом, парашют упал в пропасть.
— Растяпы! — воскликнул сидевший у шалаша связанный по рукам и ногам Сорокин.
Потапов извлёк из небольшого металлического патрона письмо. Он прочёл его про себя и, наклонившись к Климу, сказал:
— Пишут, чтобы мы держались до весны. Лётчик на днях ещё сбросит нам продукты. До весны совсем недолго осталось ждать.
Фёдор сказал это тихо, самым спокойным тоном и так же тихо добавил:
— А в мешке-то консервы, лук, сахар и хлеб...
Весна обещала быть ранней. Даже здесь, у Большой зарубки, на высоте почти трёх тысяч метров, чувствовалось приближение весны. Днём таял снег, сугробы, окружавшие лагерь, заметно осели, и всё чаще грохотали в горах лавины. Огромная глыба снега нависла и над «Пятачком-ветродуем», где Потапов и Османов поочередно стояли на посту, охраняя границу. Она могла и не сорваться, эта снежная глыба, и Фёдор успокаивал себя этой надеждой.
Несчастье случилось в тот самый момент, когда Потапов высекал на скале сто пятьдесят восьмую зарубку. Чудовищный грохот, волна упругого воздуха и облако снежной пыли, долетевшие до лагеря, не оставили сомнений — это была лавина.
Клим лежал у костра на краю площадки. Он вздрогнул и невольно зажмурил глаза, а сержант
— Стереги нарушителей. Я — на «Пятачок». На вот тебе ещё мой наган.
И убежал, тотчас скрывшись в снежной пыли.
Клим попытался подползти поближе к костру — и не смог.
«Что это? Не теряю ли я от боли сознание? — взглянув на горы, подумал Клим. Ему показалось, что они то приближаются, то исчезают, сливаясь с облаками.
Матиссен, которого пограничники считали больным, наблюдал в это время за часовым, приподняв полог чума. Увидев, что Клим не двигается, «учёный» тихо окликнул его.
Клим не отвечал.
— Кузнецов! — повторил Матиссен уже громче.
И опять никакого ответа.
Выждав минуту, Матиссен, отталкиваясь коленями, выполз из чума, с трудом поднялся и, подпрыгивая, добрался до костра. Нечаянно задел котелок. Котелок со звоном упал. Матиссен замер, но Клим не подавал никаких признаков жизни. Тогда Матиссен повалился на бок, подкатился как можно ближе к костру, выгнул связанные руки и поднёс к огню верёвку. Затем стал перетирать обгоревшую верёвку о край острого камня, наконец освободил руки, развязал ноги и быстро вскочил.
Клим очнулся, услышав какой-то шум. Открыв глаза, он не сразу поверил, что видит Матиссена наяву. Сон?.. Нет!..
В волнении Клим выстрелил из нагана три раза подряд и не попал.
— Назад! — крикнул он, наставляя на Матиссена пляшущее дуло нагана. «Выходит, этот учёный совсем не больной!..»
Матиссен отскочил в сторону. Клим выстрелил ещё два раза и опять промахнулся.
— Назад, к чуму! — повторил Клим, мельком оглянувшись на шалаш, из которого выполз Сорокин.
— Камнем его, камнем! — злобно крикнул Сорокин Матиссену, спрятавшемуся за выступом скалы.
— Слушай, ты... ты плохой снайпер... — заговорил вдруг Матиссен по-русски. — У твоего барабан остался два патрон. Если ты есть мужчина, оставляй одну пуля для своё сердце.
— Только шагни — и она будет в твоей башке!.. — ответил Клим.
Спеша на выстрелы, Потапов успел передумать всё самое худшее. Пока он добрался до «Пятачка-ветродуя» и откопал из-под снега оглушённого Закира, прошло не менее часа.
Вот и площадка. Первым Потапов увидел Клима. Тот лежал у костра, сжимая наган. У входа в чум громко стонал раненный в ногу Матиссен.
— Всё в порядке, товарищ сержант! — прошептал Клим и, превозмогая боль, улыбнулся.
ЯБЛОНИ В ЦВЕТУ
1
— Зима у нас длинная — девять месяцев в году, — сказал садовод-опытник Парфёнов. — Бывает и так: на дворе — июнь, а копнёшь под мхом — еще лёд. Кругом заболоченные сопки да камни. Летом прохладно, часто дожди идут. Мы ведь живём почти на одной широте с полюсом холода!