Свидетели

Гурьян Ольга Марковна

Я шепотом сделала служанкам внушение, и они смущенно удалились. Но Томазина не двинулась с места.

Я шепотом приказала:

— Томазина, ступай на кухню.

Но она зашептала мне на ухо, обдавая меня жа­ром своего дыхания и запахом кушаний:

— Ничего-то вы, хозяйка, не знаете...

Я повторила:

— Томазина, сейчас же ступай на кухню!

Она нехотя ушла, и я осталась одна у закрытой двери.

Дверь была прикрыта неплотно, и я, хоть и боролась с собой, не сумела удержаться от искушения и тоже прильнула глазом к щелке. Что же я увидела...

В креслах сидели

полукругом духовные и свет­ские ученые господа: и Сегэн, монах-доминиканец из Лимузина, и другой Сегэн, монах-францисканец, и Эймери — доминиканец, лектор теологии в нашем университете, и Ломбар, профессор юриспруденции, и многие другие, и многих из них я знала в лицо, но никогда еще они не бывали в нашем доме.

Я понимала, что мне приличней уйти, но любо­пытство приковало меня к месту, и я стала слушать.

Толстый Сегэн-лимузинец вел допрос, и смешно было слушать его неправильный южный говор, как он скрипел, и свистел, и щелкал, и так длинно растя­гивал свои «о».

Он расспрашивал Жанну про ее голоса:

— А на како-о-ом языке о-они го-о-оворят?

А Жанна отвечает:

—Да на более чистом, чем вы.

И Эймери-домпниканец говорит ей:

— Вы уверяете, что бог хочет спасти Францию от гибели. Но если это так, то нет ему необходимости в войске.

А она отвечает:

— Войска будут сражаться, а бог пошлет победу.

И было удивительно слушать, как она откровен­но и смело отвечает этим ученым господам, а сама, простая крестьянская девушка, грамотна не больше меня, «А» от «Б» не может отличить.

Я еще немного послушала, а потом вспомнила, как много дел не сделано по хозяйству, и тихо ушла.

Еще несколько дней прожила она в нашем доме, и каждый день ее допрашивали и даже послали гон­ца в Домреми, на ее родину: нет ли за ней каких-ни­будь дурных поступков или речей? Но оттуда пришли самые благоприятные известия.

Наконец судьи признали, что ни в чем не могут ее обвинить, и постановили, что ей можно доверить войска и действует она от добра, а не от зла.

И она покинула наш дом и, счастливая, вернулась в Шинон.

А нам никогда не забыть ее доброты, и ласки, и тихой радости, и приветливой речи. О, милая Жанна!

Глава десятая

ГОВОРИТ СТАРИК ИЗ ПУАТЬЕ

Я — старик из Пуатье. Я такой старый, что уже никто не помнит моего имени, но некоторые назы­вают меня «старик, который видел счастье». А поко­роче просто «Эй, Видел-Счастье».

Это было очень давно, но я уже тогда был совсем старенький. В солнечный весенний денёк я вышел погулять. Но не успел немного пройти, у меня заны­линоги.

Дай,

думаю, пройду до угла улицы Сент-этьен. Там есть невысокая каменная тумба. Дойду до нее, сяду и отдохну.

Добрался я до этого угла, вижу: перед домом Роз конюхи держат под уздцы оседланных коней.

Дай, думаю, постою немного. Может быть, я еще что-нибудь увижу.

Я стою, оперся на свой посох. Вижу, открывают­ся двери в доме Роз, и оттуда выходят господа в до­рожной одежде. А впереди молодой человек вроде пажа, в сером камзоле и чулках и черном коротком кафтанчике, а голова непокрытая. И лицо у него такое счастливое, сияет, все золотое от солнца и счастья.

И я сразу понял, что это не паж, а девушка Жан­на, которая спасет нашу страну.

Она ступила ногой на тумбу, вскочила в седло и ускакала, и все господа за ней.

А я стою, и сам я такой счастливый. Будто ее счастье коснулось меня мимоходом и оставило во мне свой след.

И этого счастья мне хватило на всю жизнь. За прошлое, и на будущее, и еще дольше.

Глава одиннадцатая

ГОВОРИТ ОРУЖЕЙНИК ИЗ ТУРА

Я — Жан Розье, оружейник из Тура. Это у меня Жанна заказала свои доспехи.

К тому времени уже повсюду шла молва, что явилась девушка, которая спасет страну. И поэтому, когда она приехала из Шинона в наш город Тур, за ней по всем улицам катила следом толпа горожан.

Она пришла ко мне с одним своим спутником, и мне пришлось, впустив ее, запереть двери, чтобы любопытные не ввалились за ней в мастерскую.

Она сказала:

— Привет вам, мастер Розье. Вот мой оружено­сец, Жан д'Олон. Он лучше меня знает толк в доспе­хах и поможет мне в выборе.

Я осмотрел ее с ног до головы, вроде как бы мыс­ленно снял с нее мерку, и увидел, что плечи у нее широкие и росту она для девушки высокого, но, ко­нечно, пониже взрослого мужчины, так примерно с пажа. Я сказал:

— У меня большой выбор готовых нагрудников, и налокотников, и наколенников, и стальных перча­ток, и башмаков, и шлемов с забралом, и стальных шапок без забрала. Но все они будут вам велики, и придется сделать на заказ. У меня трое подмастерь­ев, я отложу все дела и сделаю в кратчайший срок.

Она поблагодарила и стала с любопытством рас­сматривать мои изделия. И там были одни латы на миланский манер, очень нарядные, из вороненой стали с серебряными насечками. Я подумал, что она закажет подобные, потому что девушки любят укра­шения.

Но она сказала:

— Такие мне не годятся. Это латы парадные, для турнира, а мне нужны боевые латы, гладкие и проч­ные, чтобы выдержали удары врагов. Сделайте мне латы белые, гладкие, из толстых пластин.

— Для девушки будет, пожалуй, тяжеловато,— сказал я.— А утончать нельзя, чтобы не ослабить прочность. И не знаю, вынесете ли вы такую тя­жесть.