Свидетели
Шрифт:
— Голова или, вернее, то, что от нее осталось, лежала между рельсами метрах в десяти от тела, отброшенного от полотна на откос. Я побежал на вокзал и сразу же позвонил в полицейский комиссариат.
Мабиль не упомянул еще одну деталь, фигурировавшую в протоколе следствия:
«Вопрос: У нас возникли какие-либо предположения о личности убитой?
Ответ: Я сразу опознал ее по зеленому пальто и красному платью.
Вопрос: Значит вы знали, что это труп Мариетты Ламбер?
Ответ: Я знал ее только по имени. Часто
Об этой подробности свидетель забыл, зато неожиданно вспомнил другую, которую и не замедлил сообщить суду:
— Когда я обнаружил тело, мне сразу бросилось в глаза, что на одной ноге нет туфли. Начальник вокзала, которому я обо всем доложил, велел мне возвратиться на четыреста девятый километр, дождаться полиции и ответить на ее вопросы. Я подоспел туда почти одновременно с комиссаром, его письмоводителем и двумя полицейскими в форме. Вскоре подъехала машина, откуда вылезли незнакомый мне врач, кто-то из прокуратуры и сотрудники уголовной полиции. Они сразу принялись все фотографировать. Мне задали несколько вопросов, на которые я постарался ответить исчерпывающим образом.
Это выражение, видимо, нравилось свидетелю: он произнес его с подчеркнутой интонацией и, чтобы оценить произведенное впечатление, бросил беглый взгляд на председательствующего.
— Ночью по пути прибытия проходят только два поезда. Сначала, в двадцать три пятьдесят три — парижский скорый; затем, в час четырнадцать — приморский товарный. Иногда бывают и другие товарные составы, но в ту ночь их не было — я сам проверял.
Ломон поочередно посмотрел на присяжных, и ему показалось, что г-жа Фальк хочет задать вопрос, но когда он предложил ей взять слово, она покачала головой.
— Свидетель может быть свободен. Введите…
Со скамьи защиты поднялся адвокат Жув.
— У вас вопрос, мэтр Жув?
— С вашего позволения, я просил бы выяснить у свидетеля, при каких обстоятельствах ему ранее случалось встречаться с погибшей?
— Вы слышали вопрос, месье Мабиль? Если я правильно понял, защиту интересует, где и когда вы встречали Мариетту Ламбер.
— На улице. Квартал, где она проживала, находится поблизости от моего. Я часто видел, как она входила в бары или выходила оттуда.
— В сопровождении мужчин?
— Да, почти всегда.
— Вы об этом хотели спросить, мэтр Жув?
— Случалось ли свидетелю видеть Мариетту Ламбер пьяной?
— Можете отвечать, месье Мабиль.
— Однажды видел. Она была с тремя разбушевавшимися матросами, которые пытались высадить дверь кафе, куда их не пускали. По-моему, хозяину пришлось вызывать полицию.
Адвокат с удовлетворенным видом уселся на место в классической позе защитника, который выяснил для себя нечто сугубо важное. Ломон повидал немало таких позеров; они тоже разыгрывали подобную комедию. Но сегодня она почему-то показалась Ломону нелепой, и он почти жалел молодого Жува с его потугами на значительность.
Ламбер, казалось, ничего не слушал. Подперев подбородок кулаками, он смотрел в
— Фамилия, имя, возраст, род занятий?
— Мартен Ревер, сорок восемь лет, комиссар полиции в квартале Буль д’Ор.
Комиссар поднимает руку, приносит присягу, дает показания тем же профессиональным слогом, каким, вероятно, пишет донесения.
— Двадцатого марта прошлого года в шесть десять утра бригадир Дорваль доложил мне по телефону, что на железнодорожных путях вблизи Котельной улицы обнаружен труп женщины. Я выехал на место происшествия с письмоводителем и двумя полицейскими, предварительно приказав бригадиру поставить в известность судебно-медицинского эксперта и прокуратуру. На четыреста девятом километре я застал только что прибывшего туда помощника начальника вокзала Мабиля и немедленно приступил к…
Дальше Ломон не слушал. Несколько раз он силился понять и связать между собой долетавшие до него слова, но они почти мгновенно сливались в однообразный гул. Впрочем, он и без того знал дело чуть ли не наизусть. Хорошо знал Ломон и комиссара, того самого, что семь лет назад выдал Люсьене Жирар свидетельство о благопристойном поведении. Ревер занимался и политикой, главным образом, муниципальными интригами; кое-кто утверждал, что он может обеспечить своему кандидату на выборах от четырехсот до пятисот голосов.
Комиссар, крупный мужчина в хорошо пригнанном мундире, говорил уверенно, а красная ленточка в петлице свидетельствовала, что государство считает Ревера своим примерным слугой.
Случалось ли комиссару бывать в перчаточном магазине на улице Кармелитов? Впрочем, это не существенно. Всякий раз, когда мысли Ломона начинали скользить по этому направлению, он усилием воли возвращал их к реальности. Он стыдился этого наваждения, относил его за счет гриппа, и порой проводил языком по пересохшим губам, чтобы убедиться, что у него не повышается температура.
— В семь пятьдесят останки были отправлены в морг, что и зафиксировано в протоколе, а расследование дела передано уголовной полиции.
Радиатор позади присяжных опять зашипел. Адвокат Жув снова поднялся с места, и председательствующий кивком разрешил ему задать вопрос.
— Не угодно ли суду выяснить у свидетеля, составлялись ли ранее в комиссариате протоколы на упомянутую Мариетту Ламбер?
Ответ также был известен Ломону из материалов предварительного следствия; тем не менее он задал вопрос комиссару.
— Только однажды: четырнадцатого сентября прошлого года за пьянство и нарушение общественного порядка в ночное время.
— В компании трех матросов?
— Да. Все они провели ночь в полицейском участке.
— Есть еще вопросы, мэтр Жув?
Адвокат молча опустился на скамью.
— Введите следующего свидетеля.
Им оказался судебно-медицинский эксперт доктор Лазар, мужчина с усами, побуревшими от бесконечных сигарет; ему, как будто, доставляет удовольствие злорадно нагромождать самые ужасные, самые отвратительные подробности.