Свидетельница
Шрифт:
Ксюха была прямая и несентиментальная, когда дело касалось других. Но я привыкла. К тому же я тоже об этом думала. В какой-то момент почувствовала, что от меня теперь мало что зависит. Я не владею ситуацией, мне не у кого просить помощи, не на что надеяться. Игорь был далеко и только изредка присылал мне сухие эсэмэски.
Ксюха была права – пора мне подумать о будущем без него.
Кончался учебный год, и за лето предстояло решить – вернусь я в школу или уйду в Ксюхин зарождающийся бизнес. Обе перспективы меня мало радовали.
К концу
Второй после подруги меня удивила моя мама. В очередной выходной, когда мы с дочерью заявились в родовое гнездо, мамино настроение мне показалось каким-то странным. Она выглядела притихшей, задумчивой и в то же время напряженной.
Мы стояли с ней на застекленной террасе и наблюдали, как Иришка трогает ладошками молодую траву в палисаднике. Рядом работал мой отец – расчищал граблями землю под елкой от прошлогоднего мусора. Иринка подолгу могла так играть – трогать траву, гладить цветы мать-и-мачехи, дуть на одуванчик. Рядом Кирюша, высунув от усердия язык, красил забор. Эта работа считалась его привилегией – он никому ее не доверял.
– Светочка, мне надо с тобой посоветоваться, – начала мама, совсем как Ксюха. Я невольно насторожилась. – Ты знаешь, мы с папой тут как-то думали… Ты у нас одна дочка. Выросла уже, стала самостоятельная. А мы… В общем, мы хотим взять на воспитание девочку.
– Что? – Я не поверила своим ушам. Мне показалось заявление мамы блажью. Детским лепетом, капризом ничего не смыслящего ребенка. Что значит – взять девочку на воспитание? А как же – Иришка?! Или она уже не считается? А Кирюша? Неужели он не нуждается больше в их любви? Нет, им мало своих, нужно еще чужую девочку!
Я так разволновалась, что не могла говорить, только смотрела во все глаза за окно, на папу и свою дочку, сидящую у его ног. Обида душила меня.
– Ты пойми меня правильно, дочка. Прошлый раз, когда мы с тобой поехали в интернат и я увидела, как они все спят в огромной убогой спальне…
Я повернулась и взглянула на маму. Она очень волновалась, пытаясь объяснить мне то, что уже стало для нее естественным.
– У большинства из них живы родители, – угрюмо напомнила я, – и прекрасно себя чувствуют! И живут в свое удовольствие!
– Да, да, я знаю, – мягко перебила меня мама, – это наша беда, это отличие нашего времени – дети-сироты при живых родителях.
То, что мама пыталась все обобщить и подвести под единый знаменатель, меня еще больше раздражало. Она плохо представляла, чего на самом деле хотела!
– Вы хотите взять ребенка из Дома малютки? – уточнила я.
– Нет. Мы решили взять девочку из твоего интерната.
О! Они уже все решили, все детали продумали. Меня только ставят перед фактом! А туда же – «посоветоваться».
– Если ты действительно ждешь моего совета, мам, он будет такой: оставьте эту затею. Влезть в ситуацию легко, а вот выбраться из нее – гораздо труднее.
– Ты сейчас
– Кира одобрила? – не поверила я.
– Да, – кивнула мама.
Я не знала, что сказать. Вот уж от Киры никак нельзя было ожидать чего-то подобного.
– А я думала, ты нас поддержишь, – робко улыбнулась мама, дотрагиваясь до моей руки. – Ты всегда с такой болью рассказывала о своих учениках, что мне казалось…
– Мам, но это другое! – возразила я. – Это работа.
– Да, неравнодушный учитель очень много значит в жизни человека. Когда ты привезла Карину в аквапарк, я поняла, что моя дочь – именно такой неравнодушный учитель. Я горжусь тобой и хочу как-то тоже… поучаствовать.
Я с трудом это слушала. Мамин пафос был неприменим ко мне. И вовсе я не какой-то особенный учитель, и успехов у меня в воспитании моих трудных подопечных куда меньше, чем хотелось бы. И люблю я их не в равной степени, а иногда мне кажется, что некоторых просто ненавижу! Мудрости у меня совсем не хватает. Я – совсем не то, что думают обо мне родители, увы…
Размышляя подобным образом, я почти не слышала того, что говорила мама. Только конец фразы долетел до моих ушей и застрял в мозгу:
– Вот мы и решили взять к нам Карину.
– Кого? – тихо переспросила я.
– Карину Грошеву, – повторила мама. – Твою ученицу…
Я ушла в комнату и опустилась на диван.
Рой противоречивых мыслей и чувств овладел мной. В чем-то я понимала родителей. Я ведь сама привела Грошеву в наш дом, сама искренне жалела ее, когда Ксюха так запросто, наигравшись, оттолкнула девочку. Но, хорошо зная Карину, могла в полной мере представить, что именно ожидает моих родителей. Да что там – родителей, нас всех!
– Ты видишь в этом что-то противоестественное? – грустно спросила мама, придя вслед за мной в комнату. Конечно, она ожидала другой реакции. Я не оправдала ожиданий.
– Это так странно, мам, – устало отбивалась я. – Ну разве ты в школе не утомилась от детей? Я, например, честно говоря, к концу учебного года видеть никого не могу.
– Это другое, – с готовностью возразила мама. – В школе я – завуч. И устаю не от детей, а от учителей больше. И еще – я ведь не вечно буду работать. Пора и о пенсии подумать. Возьму опекунство над девочкой, буду ее воспитателем.
– Неужели папа согласился, что в доме будет чужой ребенок?
– Карина нам всем очень понравилась, – подтвердила мама.
Да уж. Кто бы сомневался… Как вы потом запоете, когда она покажет себя?! Надолго ли вас хватит?
Я поймала себя на том, что в моей душе медленно и горячо растекается яд ревности. Да, да! Я ведь единственный ребенок у своих родителей. Выросла в лучах их любви и неотступного внимания. Теперь хотела, чтобы те же любовь и внимание достались моему ребенку, и только ему! Я вынуждена была признаться, что неожиданное заявление родителей заставило меня ревновать.