Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 11

Сборник

– Ребятки, ваш папа приехал! – воскликнула женщина, и слёзы радости полились из её глаз.

Сынишки, узнав отца, с радостным криком бросились к нему. Теперь-то забыть его они не могли: сами повзрослели уже, да и отца не так давно видели на побывке. А дальше-то что? Отцу к новому месту службы ехать надо, а сыновья чужую тётю мамой называют, а он один, и жильё не обустроено на новом месте. Задача непростая. Делать-то что? Задумался отец крепко. Потом посмотрел на новую маму своих сыновей, и такая она симпатичная, и такая добрая, и таким теплом от неё веет. Как же детишек лишить такого заботливого человека? Как же их оторвать от неё? Как же её оставить одну? Принял отец единственное и правильное решение:

– А поехали все вместе!

– А поехали! – ответила новая мама, разглядев в отце мальчишек порядочного и доброго человека.

И уехали они вчетвером к новому месту службы, в Геленджик. К 1946 году отца перевели по его просьбе, да и друзья помогли, в Ленинградский округ. Наличие жилья сыграло свою роль. Таким образом, привела их судьба вновь

в родной город Ленинград. Сыростью, хмурой погодой и разрухой встретил их родной город, особенно это ощущалось после солнечного юга. Снова вошёл отец с детишками и новой мамой в ту самую квартиру, где они жили до войны и откуда отец их, умирающих, забрал с собой на фронт. Квартира заброшенная, запущенная. В ней так же сыро и холодно, как когда-то. Понемногу всё наладили, подремонтировали, уж очень хорошая и трудолюбивая хозяйка приехала с ними. Комнатки, хоть и небольшие, но свои. Есть крыша над головой. Все продукты в то время были ещё по карточкам. Даже за хлебом огромные очереди. Мыло, керосин тоже по карточкам. Ходить за ними далековато, да в очереди ещё отстоять. Всё новая мама вынесла, выдержала. Всё хозяйство-то легло на её плечи. Мальчишки пошли в 1946 году в одну школу на Петроградской стороне. В ту пору даже обычную обувь купить было невозможно. Хорошо, отцу выдали талон на покупку ботинок сыновьям и на покупку формы. Собственно, формы в школе тогда ещё и не было. По талонам продавали синие гимнастёрки с блестящими пуговицами. В таких гимнастёрках ходили в то время ребята из ремесленных училищ.

В доме всегда был порядок и мир. Очень заботливой женщиной была новая мама. И дожили мама и папа до глубокой старости душа в душу, в мире и любви. Детишек вырастили, в люди вывели. Квартиру позже получили отдельную. И сейчас они покоятся рядышком.

Вот как бывает у нас на Руси.

Рассказал мне эту историю сам Валька, теперь уже Валентин Николаевич. И давно уже Николаевич, так как самому уже 68 лет, и сам уже дедушкой является. Несмотря на возраст, уже немалый, это крепкий мускулистый, совсем нестарый человек. На перекладине ещё угол держит и подтягивается десяток раз. До сих пор не расстаётся с горными лыжами, является нештатным инструктором по горнолыжному спорту. Повезло Валентину – крепышом вырос. Старшему брату сейчас семьдесят, совсем больной. Может быть, разница в полтора года всё-таки сказалась – младшему поменьше есть хотелось?

Судьба не очень баловала Валентина, но была снисходительна. В двадцати шести загранкомандировках побывал, в трёх «горячих точках» мира пришлось повоевать, в подразделении спецназначения. К какому ведомству оно относилось, можно только догадываться. Сам он об этом не говорил. Видимо, время ещё не пришло. За все эти «горячие точки» имеет много наград, офицерское звание. Сейчас уже в отставке.

Густов

Густов. Да-да, именно Густов. Густов, а не «Вильгельм Густлов», хотя похожесть в фамилиях и есть. Густов Анатолий Васильевич в прошлом подводник. Лайнер «Вильгельм Густлов» он не топил. Да и потопить не мог, даже теоретически, так как не был командиром подводной лодки, да и служил всю войну не на Балтике, а на Северном флоте. Служил Густов боцманом на лодке под командованием Андрея Трофимовича Чабаненко, ставшего впоследствии командующим Краснознамённым Северным флотом.

Что касается «Вильгельма Густлова», его потопил подводник Александр Иванович Маринеско, совершив на Балтике свою атаку века. Ставший личным врагом Гитлера, врагом Германии номер один, ввергнувший весь рейх в трёхдневный траур.

Густов Анатолий Васильевич могучей комплекции человек: роста – гвардейского, косая сажень в плечах, кулачищи, что две кувалды. Одним словом – русский богатырь. Только русская земля может рождать таких могучих и бесстрашных людей. Родом он с Тверской земли. Родился в самом начале прошлого двадцатого столетия. В шестнадцать лет ухитрился стать председателем сельского совета и успешно справлялся с работой на этом посту. Работа в те времена никому незнакомая, шёл 1918-й год, а Анатолий был обучен грамоте, что не так часто встречалось в ту пору в сельской местности. Руководил сельским советом Анатолий до ухода в армию. Куда могли призвать такого богатыря? Конечно, на флот, на подводные лодки. Рост, правда, великоват для подводных лодок, но для боцманской команды в самый раз. Там такие богатыри как раз нужны, работа физически весьма тяжёлая. Служить начал на Тихоокеанском флоте. Служба нравилась. После положенных по тем временам семи лет, Густов остался на сверхсрочную службу. Тут и война подоспела. На Тихом океане неспокойно, но боевых действий нет. Пользуясь этим и данными разведки, командование ВМФ решило три лодки проекта «Л» – минные заградители – перебросить на Северный флот для его укрепления. Лодки отправились через Тихий океан к Панамскому каналу. У берегов Америки кто-то атаковал головную лодку Л-16 и потопил её. Кто совершил это преступление, так и осталось тайной. Японцы не имели права, так как с ними в то время мы не воевали. Немецких лодок в Тихом океане не могло быть. Могли, конечно, японцы, приняв наши лодки за американские. А, может, союзники?

Почем бы и нет? Они там присутствовали, а открывать «дружеский» огонь этим горе-воякам не впервой, по своим лупить. Погибшей лодкой Л-16 командовал капитан-лейтенант Д.Ф. Гусаров. В книге Моцутира Хасимото «Потопленные. Японский подводный флот в войне 1941–1945 годов» можно прочитать о событиях, произошедших в этом районе, и можно сделать

вывод, что лодка Гусарова была атакована японской лодкой И-25 под командованием капитана 3 ранга Мэйдзи Тагами. И-25 возвращалась после патрулирования у берегов штата Орегон и имела только одну торпеду, а вахтенный офицер нашей лодки наблюдал два следа идущих торпед. Вот так и остались сомнения, как всё произошло. В любом случае хочется спросить у союзничков, где же было их противолодочное обеспечение? Американцы прекрасно знали о движении наших лодок и должны были обеспечить их безопасность. Но на то они и американцы, чтобы не задумываться о других, своя шкура дороже.

Две оставшиеся лодки пересекли Атлантику, прибыли на Северный флот и сразу включились в боевые действия. Все четыре года войны провёл Густов в прочном корпусе, преодолевая минные поля, атакуя противника, сопровождая наши конвои. Работёнка не из лёгких. Особенно большое напряжение наступало, когда минреп (трос донной мины) начинал скоблить корпус. На лодке объявлялось полное молчание, прерываемое только докладами: первый отсек прошёл, второй отсек прошёл и так далее. Когда скрежет доходил до последнего отсека, напряжение достигало высшего накала: не зацепится ли минреп за винты? Тогда точно конец и лодке, и всему экипажу. На лодке или все побеждают, или все погибают, как любил говорить герой-подводник М. Гаджиев, погибший вместе с лодкой у мыса Норд Кап. Суровая служба, и война суровая шла. Выдюжил русский мужик. Дошёл до Победы. Дошли, однако, далеко не все. Но А.В. Густов дошёл. А дальше что? Предложили пойти на офицерские курсы. С таким богатым опытом ветераны были нужны. Так думали многие, но не те, которым думать положено. В ту пору правил страной деятель, так и хочется назвать – мелкий политический деятель эпохи Эдиты Пьехи. Очень он кукурузой увлекался. Хобби такое было у него. Насадил её до полярного круга и, кажется, дальше. Что же флот, корабли? А зачем они нужны? Людей военных опытных разогнал, много кораблей порезал. Как рассуждал этот «умник»? Кнопку нажал и полмира снёс. А то, что, нажав кнопку, вся спина в мыле, об этом и не думал. Чтобы кнопка сработала, скольким людям потрудиться надо. Короче, попал наш подводник в эту мясорубку и был уволен в звании капитан-лейтенанта, как и более полутора миллионов других опытных офицеров. Надо чем-то заниматься, зарабатывать на пропитание. Хорошо в ДОСААФе (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту) такими людьми не бросались, пригласили на работу молодёжь к службе готовить. На набережной Лейтенанта Шмидта поставили лодку проекта «С». На этой лодке и приходилось нести дежурство Густову. Корабль без дежурной службы существовать не может. Дежурили сутками, по очереди. Однажды вечером, уже стемнело, да и завьюжило – зима была, находящийся внутри лодки Анатолий Васильевич услышал шаги на трапе. Кто бы это мог быть? Проверяющий какой-нибудь? Поднялся Густов по трапу на мостик. С берега по деревянному трапу на лодку двое гражданских пробираются. Первый идущий, увидев дежурного, обратился к нему:

– Командир, разреши зайти, хочу я товарищу лодку показать, я как раз такой командовал во время войны. Правда, у меня была «С-13».

– Как «С-13»?

В темноте-то не рассмотреть было гостей. Но «С-13» говорило само за себя.

– Неужели это вы, Александр Иванович?

– Да, да! Я Маринеско.

– Вот это встреча! Так проходите же, проходите!

Спустились через кормовой люк в отсек. Густов по лодке их ведёт, пытается что-то рассказывать. Да что там рассказывать, командир знает её лучше, чем собственный дом, которого, кстати, у Маринеско в то время и не было. Наши «деятели» пытались скрыть подвиг этого лихого, горячего, иногда непредсказуемого командира. Однако славу не скроешь. Она передаётся из уст в уста, обрастая легендами.

Дошли гости до каюты командира, больше похожей на шкаф. Маринеско заглянул в неё и говорит своему другу:

– А вон там, в углу, у меня всегда канистра шила стояла (спирта, для незнающих). Густов ему и говорит:

– Оно и сейчас там стоит, правда, не в тех количествах, не по нормам военного времени. Можно пробу снять, шило, как всегда, хорошее.

Маринеско и сам знал эту флотскую поговорку – шило плохим не бывает, бывает хорошим или очень хорошим.

– А почему бы и не снять пробу? – отозвался легендарный командир, зело «нелюбивший» выпить.

Сняли пробу. Вспомнили дни былые и помянули друзей боевых. Довольные гости в приподнятом настроении покинули лодку. А память осталась. Память о хороших добрых и мужественных людях.

Нет уже и Маринеско, нет и моего дядюшки Густова Анатолия Васильевича, добравшегося до своего девяностолетнего рубежа. Нет героев, осталась только благодарная память о них и легенды.

Музей, в котором я никогда не был

Когда-то, давно уже, после войны, открыли в Ленинграде музей. Потом в Ленинграде его и закрыли. Закрыли тоже вскоре после войны, и после его открытия. Прошло лет сорок, и музей вновь открыли тоже ещё в Ленинграде. После открытия я, конечно, побывал в нём. Очень любопытно посмотреть на наш спортивный клуб. Как его переделали. Дело в том, что до музея, до его вторичного открытия, там находился спортивный клуб Ленинградской Военно-морской базы. Там-то мы и играли всей кафедрой в волейбол. Натренировавшись в волейбол, в этом же зале по два часа без передыха, гоняли в баскетбол. Гоняли, забыв о времени. За грудки хватали, если казалось, что атаковали не по правилам. Правда, за правилами никто и не следил. Играли без судьи. Судил сам играющий, начальник кафедры, как лучший игрок, а с начальником не поспоришь.