Свидетельство обвинения : церковь и государство в Советском Союзе
Шрифт:
При таком смешении понятий для наших революционеров диктаторы Франко, Пиночет или Пол-Пот, казалось бы, должны быть в высшей степени творческими людьми, которых живьем уже надо выставлять в анатомическом музее. Но они не утруждают себя заботой о логике и последовательности.
Для них и разрушение - творческое начало. Лозунг Жюля Элизара (Бакунина), этого революционера номер один, так и гласил: "Страсть к разрушению - творческая страсть".
И революционеры разрушали. Виртуозно. На этом пути они действительно достигли настоящего "искусства".
Вскоре оппозиции не
Удивительные люди, эти революционеры. Вот признание одного из ведущих "художников" революции.
"Раньше мы разрушали. Так было надо. Дай мне эти спички и прикажи: уничтожь дом. Я сделаю это за пять минут. Научилась. А вот попроси восстановить его, отвечу: я строить не умею, зови каменщика. Раньше нужны были деньги - мы делали налет на банк. А теперь? У самих себя не будешь ведь конфисковывать деньги, правда?" [18]
Строить революционеры не умеют, денег у них нет, но берут на себя ответственность осчастливить весь мир.
Здесь мы немного отвлеклись, чтобы нагляднее покачать испорченность мыслительного аппарата идеологов революции в некоторых вещах.
Что же касается диктатуры, то утверждать, что сущность диктатуры пролетариата - не в насилии, может только человек с недостаточно ясными представлениями о логике, кроме того - явно не марксист. "Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата". [19] Но какая борьба может быть без насилия?
Диктатура пролетариата рождена насилием, [20] питается насилием, сама есть насилие и проявляется в насилии... Назови ее как угодно, хоть "диктатура по-супер-новому", а суть явления останется прежней. Советским идеологам, поэтому, приходится прибегать ко лжи, явной клевете на историю, к искусной маске на историческую действительность, казуистике и словоблудию.
Для революционеров всех толков насилие является наивысшим авторитетом во всех вопросах. Революция, по утверждению Энгельса, которая, как мы сказали, наиболее выразительно проявляется в насилии, несомненно, есть самая авторитетная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, т.е. средств чрезвычайно авторитетных; и если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. [21] Как видим, Энгельс весьма правдиво обрисовал кровавый облик революции.
Революционеры с самого начала
"Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление", - сказано в одном революционном документе. [22]
В бакунинском "Катехизисе революционера" еще более четко обрисован этот кровавый облик революционера. В глубине своего существа, не на словах только, а на деле (революционер) разорвал всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный... И если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. [23]
Революционер отказывается от мировой науки. Он изучает денно и нощно живую науку - разрушение.
Суровый для себя, революционер должен быть суровым и для Других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности должны быть задавлены в нем единою холодной страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение - успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель - беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно к этой цели, он должен быть готов и сам погубить своими руками все, что мешает ее достижению. [24]
Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Все и вся должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в обществе родственники, дружеские или любовные отношения. Он не может и не должен останавливаться перед истреблением всего, что может помешать ходу всеочищающего разрушения.
– А если это шедевры архитектуры или живописи, случайно оказавшиеся в поле схватки?
Вопрос для революционера бессмысленный. Тут людей жалеть не приходится, а не то что каких-то каменных дурачеств подлого прошлого. Их даже, если не помешают, следует так разрушить, чтобы никакой и памяти не осталось об эксплуатации обманутых и рабов. [25]
Население революционеры делят по спискам на пять категорий. Это по порядку их вредности делу "очищающего разрушения". С тем, чтобы первые номера были убраны со сцены ранее последующих. И единственный принцип при составлении списков - это польза, которая принесется революционному делу от смерти того или иного человека.
Первая категория - это те, чья внезапная и насильственная смерть потрясет, как гальваническим током, всю страну и правительства, наводя на него страх и лишая его умных и энергичных деятелей.
Вторая категория - список тех, кто совершает поступки зверские, помогая своими действиями и распоряжениями довести народ до неотвратимого бунта. Этим революционеры даруют жизнь (но временно!) ради невольной помощи их делу.
Третья категория - это все остальные "высокопоставленные скоты", те, кто пользуются по своему положению связями, влиянием, силою, богатством, известностью. Их надо опутать, прибрать к рукам, вызнать слабости и грязные тайны, так скомпрометировать их, чтобы они, как рабы, как веревочные куклы