Свидетельство
Шрифт:
Ласло Денеш осторожно крался вдоль стены, нащупывая рукой холодные, будто стеклянные кафельные плитки. Он и так уже споткнулся о коврик для вытирания ног. Денеш поднялся на шесть ступенек и ощупал стену: где-то здесь должна быть табличка со списком жильцов. Чиркнув спичкой, он ладонью прикрыл огонек. В этот же миг за его спиной распахнулась дверь и кто-то строго спросил:
— Вам кого?
Денеш вздрогнул и бросил спичку.
— Новотных, — немного помолчав, сказал он.
Хриплый, простуженный голос, принадлежавший, вероятно, старшему дворнику, назвал
Денеш поблагодарил. Минуя узенькую полоску света, пробивавшуюся наружу через полуоткрытую дверь, он невольно съежился и зябко спрятал лицо в поднятый воротник пальто.
Поднялся на второй этаж, отыскал квартиру Новотных. Постучался не в парадную двустворчатую дверь, а в кухонную. Сквозь щель в бумажной шторе светомаскировки было видно, как на кухне поспешно гасят свет. Распахнулась дверь, и он шагнул в кухню. Снова зажгли свет. Перед ним стояла худая, бедно одетая, но миловидная женщина. По засученным рукавам платья, мокрому переднику и в беспорядке сгрудившимся на столе чашкам и тарелкам было ясно, что женщина мыла посуду.
— Просвечивает у вас светомаскировка. Оштрафуют еще, — сказал Денеш.
— Ой, опять кнопка, — вздохнула женщина. — Все время выпадает. — И она наклонилась, чтобы поискать выпавшую кнопку. На звук голосов из каморки для прислуги выглянул заметно лысеющий, хотя и молодой еще мужчина.
— Здравствуй, Лаци! — воскликнул он, протягивая руку. — Вы не знакомы?.. Моя жена… А это Ласло Денеш.
— Данч, товарищ Сечи! — покраснев, поправил хозяина гость и пожал руку хозяйке. — Теперь у меня все документы выправлены на Данча.
Мужчины прошли в комнату для прислуги — узкую, похожую на коридор каморку. За неимением другой мебели пришлось присесть на край кровати.
— Все в порядке? — спросил Сечи. — Облавы, проверки документов, слежки — не было?
— Нет, — отвечал Денеш, все еще не отдышавшись. — Мне же здесь все проходные дворы знакомы. От Крепости на всякий случай круголя дал. Только вот уже здесь, в доме, дворник спросил: к кому? Я назвал Новотных.
— Это ничего, — подумав, сказал хозяин. — Но если все же еще раз допытываться станет, имей в виду: у советника Новотного есть заместитель, некий господин Кернер. Живет на Юллёи-ут, шестьдесят девять. Кернер — запомнил? Так вот он попросил тебя заглянуть при случае к господину советнику, узнать, как он себя чувствует и когда выйдет на работу. Но тебе с самим хозяином поговорить не удалось. А только с его прислугой, то есть с моей женой. Понял? Ну и хорошо. Принес?
Денеш-Данч достал из кармана спичечный коробок и вытащил из-под спичек в несколько раз сложенную тонкую бумажку.
— Вот, пожалуйста.
Сечи торопливо пробежал текст, пододвинул к себе стоявший у стены столик и, выудив из кармана короткий, плохо заточенный карандаш, еще раз перечитал записку.
По мере чтения глаза его на скуластом маленьком лице стали совсем круглыми, а тонкая, бледная кожа на лбу сбежалась в многочисленные складки — даже обширная, чуть не до самой макушки, лысина покрылась морщинами. Кончив читать, он
— Хорошо написано. Коротко и обо всем. — И наконец улыбнулся. — Полезно иметь друзей-писателей. Только вот подпись… Достаточно будет: «Венгерский фронт», а чуть ниже — «Профсоюз служащих частных предприятий». Как на остальных… Да, вот еще что: листовка нового студенческого союза готова. Передай это твоему связному. Когда вы с ним встречаетесь?
— Сегодня вечером.
— А то это дело срочное. Завтра вечером в шесть можно будет забрать пакеты на улице Кёзрактар. Желательно, чтобы прислали тех же ребят, что и в прошлый раз.
Окно в каморке было узенькое, в одну створку; оно выходило на внутренний двор и было сейчас закрыто листом черной светомаскировочной бумаги. У самого окна стояла кровать, подле нее столик, чуть дальше, напротив двери, — дешевый некрашеный шкаф. На гвозде, вбитом в него сбоку, висело сильно поношенное мужское пальто с трехцветной повязкой на рукаве; из кармана выглядывала кокарда военной пилотки.
Гость расстегнул пальто, размотал шарф. Он оказался совсем еще молоденьким парнишкой лет двадцати.
У него были черные вьющиеся волосы, смугловатое, несмотря на бледность, лицо и нервные руки — длинные и костлявые.
— Больше ничего? — вопросительно посмотрел он на Сечи.
— Нет, как же! — возразил тот и, заглянув под кровать, вытащил оттуда завернутую в газету пачку. — Двадцать солдатских книжек. На первой странице поставлена печать, все остальное нужно сделать самим, и подписи тоже. Береги их! Больше мне вряд ли удастся достать. Похоже, что рвутся мои связи.
— Как так?
Не слышал канонады? Как мы ни тянули, а работа на складе пришла к концу. Две наших роты уже перебросили в Вечеш. На строительство укреплений. Завтра или послезавтра и до нас, может статься, черед дойдет. Оттуда нам едва ли станут давать увольнительные. Одним словом, возможно, мне придется на время выключиться из работы. Ходят и такие слухи, будто нас вообще отправят в Комаром. Тогда мне нужно будет бежать… Для того я и вызвал тебя сюда, чтобы жена моя тебя узнала, если понадобится. Словом, она будет в курсе, что со мной и где меня искать.
Сечи поднялся, протянул руку. Поднялся и гость. Застегивая пальто, спросил:
— А я? Что мне делать? Все рассыпались — кто куда.
— Работай, как работал, — в студенческом союзе.
— Но ведь у меня есть и другие связи. И кто будет теперь руководить нами?
— Ты же сам знаешь, какой держать курс!
— Рассыпались мы во все стороны, кто куда.
— Тем увереннее сможем работать! — желая приободрить юношу возразил Сечи, однако в тоне его не было уверенности. — Ну, ладно, сервус [18] . Иди, а то дворник почует здесь что-то неладное…
18
Сервус — приветствие, предполагающее обращение на «ты».