Свинцовая орда
Шрифт:
В беседке я сказал Славику и Лехе, что, если станет совсем плохо, будем прорываться из города любыми путями. Ош — не Сталинград, а у нас не Дом Павлова.
— А твои клиенты? — саркастически поинтересовался Слава.
Я поджал губы. Зачем лишний раз показывать всем свою двуличность и непоследовательность?
— Я сказал, если будет совсем плохо. Когда будет уже не до клиентов. Давайте лучше заранее прикинем, в какую сторону лучше бежать.
Мы обошли весь забор по периметру, кроме того, что выходил лицом на улицу. Туда точно убегать было нелепо. Нигде мы не обнаружили ни щели. Забор со всех
— Забыл спросить, кто живет в этом дворе, — посетовал я.
— Может быть, лучше выкопаем документы? — спросил меня Славик. — Как бежать без документов?
Я на минуту задумался.
— Нет, лучше не надо. Там они целее будут. А так потеряешь еще и не будешь знать, где потом искать. А если тебя вдруг убьют, то какая тебе разница, где лежат твои документы?
— Ладно, — невозмутимо пожал Славик плечами, — тебе виднее. Я так спросил.
Я похлопал его по плечу.
— Слава, ты помнишь, как гранатами пользоваться?
— Обижаешь, — надул губы Славик.
— А ты, Леха?
— Умею, — ответил тот коротко.
Ну, раз Леха сказал, так оно и есть. При всех своих недостатках, у Леши были и немалые достоинства. Одним из них являлось то, что ему точно можно было верить. Сказал так сказал.
Тут мы замолчали и прислушались. Стрельба стала будто бы ближе. Я выдохнул и взглянул на небо. Светало.
Мне почему-то вспомнилась фраза, кажется, из «Войны и мира»: «Высокое небо Аустерлица». Роман я прочитал по диагонали, но эта фраза мне запомнилась. Теперь я тоже видел небо Аустерлица, точнее рассвет, но вот героем себя не ощущал.
Я забежал в дом.
— Олег Карлович, кажется, они приближаются.
Дед вскочил на ноги.
— Где?
— Еще не видно, но стрельба точно ближе. Давайте сразу договоримся. Если к нам в дом не полезут, то стрелять мы не будем. Хорошо? Если они полезут к узбекам на баррикаду, то это тоже не наши проблемы. Хорошо? И если по дому будут случайно стрелять, тоже промолчим. Только если они прямо полезут к нам во двор, в дом, тогда придется сражаться. Хорошо?
Дед согласно кивнул.
— Кстати, а кто живет у вас за задним двором? Ну, кто ваши соседи на той стороне? — Я указал рукой направление.
— Узбеки, — коротко ответил Олег Карлович.
Мне оставалось только горестно вздохнуть. Такой ответ не только не добавил мне оптимизма, но выявил новую проблему. Я решил, что теперь нужно контролировать забор еще и с той стороны.
Как раз вовремя появился Игорек. Я схватил его за рукав.
— Игорь. Тебе боевая задача. Найди себе здесь безопасное, насколько это возможно, место и следи за задним двором. Если кто-то оттуда полезет к нам во двор, то…
Я судорожно придумывал, что
Я заторопился, потому что стали слышны не такие уж и отдаленные крики. Это был невыносимый женский визг. Олег Карлович покраснел. Видимо, адреналин стучал ему в голову, а значит, старый немец собирался сражаться.
Мы заняли места согласно боевому расписанию. Женщины остались в доме. Мы взяли с них слово, что если они поймут, что на нас напали, то сразу укроются в подвале. Хотя, честно говоря, я не думал, что Хельга нас послушает. Не тот характер.
Раздался еще один вопль. Кричали по-русски. Теперь передернуло меня самого. Кажется, это было в той части улицы, где проживали пенсионеры какой-то из славянских национальностей. Я не выдержал, все-таки покинул свое укрытие, поднялся к краю забора и высунул голову наружу.
Погромщики были пока далеко, но разглядеть, при большом желании, их было можно. Тут я взглянул на дом Олега Карловича и увидел, что на чердаке есть небольшое, очень аккуратно застекленное окно.
— Олег Карлович, — быстро спросил я, — а как можно попасть к вам на чердак?
— Очень легко! Внутри дома туда ведет раскладная лесенка. А что?
— Тогда так. Вы оставайтесь здесь, с моими товарищами и Игорем. Женщин гоните в подвал. А я — на чердак. Отличная позиция! Если я разобью там стекло, вы не будете возражать?
— Ничего не нужно бить! Оно и так легко открывается, и вы можете снять его с петель. Бить вовсе не обязательно.
В другой раз я, может быть, и посмеялся бы над немецкой педантичностью, но сейчас было, разумеется, не до этого.
Я ворвался в дом — запертая в одной из комнат страшная собака сопроводила меня злобным лаем — и крикнул:
— Игорь, покажи мне ход на чердак, быстро!
Страшно испуганный и оттого чрезвычайно услужливый, Игорек возник откуда-то сбоку (хотя по идее должен был быть на посту на заднем дворе, но у меня не было времени заниматься воспитательным процессом):
— Сюда, сюда! Я покажу!
Мы стремительно прошли в одну из комнат (никогда раньше тут не был), Игорек потянул за шнурок, сверху на нас мягко обрушилась самораздвигающаяся лестница.
— Дальше я сам, — показал я рукой пареньку и проскочил по лестнице наверх.
Чердак был просторный, без всякого хлама: все вещи были аккуратно разложены и располагались на своих местах, оставляя достаточно места для прохода между ними. Я добрался до окошка, бить стекло не стал, потому что дед был прав — не составляло труда открыть окно и снять его с петель. Дослал патрон в патронник, перевел автомат на стрельбу одиночными и выглянул в окно. Я угадал: отсюда был превосходный вид на улицу. Толпа стала как будто ближе; я рассматривал людей, которые ее составляли, и ничего обнадеживающего для нас не увидел. В первую очередь от того, что там было до хрена и больше подростков — скорее всего от четырнадцати до шестнадцати лет. Эти — самые жестокие, безжалостные, неумолимые убийцы. Не имеющие ни моральных, ни физических тормозов. Если они будут убивать человека — то из любопытства и любви к искусству. Как лабораторных животных. Короче говоря, живым им лучше не попадаться.