Свинцовый хеппи-энд
Шрифт:
Крутой как-то неопределенно махнул здоровенной ручищей всхлипывающей подруге и, хромая, поплелся к выходу. Двое взяли его под руки и помогли выйти.
Раевский попросил Сергея сесть в машину Марчука, а сам сел с Генрихом. Крутого посадили в эту же машину на заднее сиденье, надев на него наручники. Рядом сели двое телохранителей.
– Рассказывай все в мельчайших подробностях, - приказал Раевский, когда они сели в машину.
– Погоди только минутку. Генрих, давай на наш аэродром. Я позвоню, чтобы готовили самолет. Летим в Севастополь. Погода только
Действительно, в этот декабрьский день повалил сильный снег, дул холодный ветер, и погода вполне могла оказаться и нелетной. Раевский перестал сомневаться в правильности своего звонка Бурлаку. Он позвонил на аэродром, где находился его личный самолет, и распорядился готовить его к полету.
– Ладно, Крутой, теперь ответь мне для начала вот на какой вопрос - кто убил людей в Стамбуле? Учти, скоро возьмут всех членов вашей банды, и не надо врать. Тогда и подумаем, что с вами сделать, кто из вас больше виноват. Так что говори, раз уж начал. И не юли, тебе из этой ситуации не выпутаться, тебе все равно крышка. Ничего я тебе обещать не могу, кроме разве что легкой смерти. Это для тебя тоже неплохо. А могу и грузинским товарищам отдать на растерзание. Знаешь, что с тобой сделают за Ираклия Джанава? Навряд ли ты даже себе представляешь. За несколько минут из крутого в жидкого переквалифицируешься.
– Это не я. Это Яков, - буркнул Крутой.
– А русского мужчину, который хотел вмешаться, тоже, значит, Яков?
– Тоже Яков...
– Ах вот оно что, ты, значит, ни при чем. Ты только наблюдал.
– Парня я убил, который за рулем был. Это вот я, врать не стану.
– Ты смотри, раскололся, - усмехнулся Раевский.
– А теперь скажи мне вот что - как содержится девушка?
– Нормально... Никто ее не бьет, не насилует... Не для того брали.
– А как же вы ее транспортируете?
– Снотворное колем.
– И она все время спит?
– Просыпается иногда, кормим...
– И как она себя ведет?
– Сначала ругалась, пыталась драться, кусаться. Сил только у нее мало. И вот еще что. Я уж так говорю, раз вам нужно. Для ясности. Я так понял, что она знакома с этим самым Валерием Ивановичем. У них какой-то свой разговор. Давно они друг друга знают. Поговорил он с ней наедине, и после этого разговора она стала вести себя спокойно.
– Любопытно. Очень любопытно...
– Она его еще как-то назвала, один раз в машине, когда ее в дом этого Али везли. Только один раз, больше она его так не называла.
– Ну?! Вспомни.
– Никак не могу, гадом буду, не помню. Имя такое простое, но никак не вспомню. Он сказал, что она обозналась. Но я маракую, что не обозналась она, по морде его видел, что не обозналась. А имен я не запоминаю, память у меня на имена плохая.
– Ну хоть примерно? Иван Иванович? Петр Петрович? Пал Палыч?
– Нет, что-то другое. Длиннее... Митрофанович, что ли? Или нет, Поликарпович... Ну, не могу, вспомнил бы, не могу!
– Вспомнишь... Сейчас дело не в этом. Дело в Другом.
– Двадцать девять.
– И столько всего за тобой. Так как? Колись раз начал, облегчи душу.
– Позвонил из Турции Симе, попросил Султана у себя принять четырнадцатого октября. Он его хорошо знает, сам Султан говорил. Сима ему сказал, что в этот день от нас будут важные сведения. Он должен был прийти. И пришел.
– Дальше что?
– Позвонил из Турции Эвелине, бабе своей. Попросил отравить его.
Генрих, сидящий за рулем, едва заметно покачал головой, а Раевский хмыкнул.
– Вы распоряжаетесь чужими жизнями, как будто они принадлежат вам. А у Гараева, между прочим, четверо детей. Ну так что? Давай, выливай свои помои, что в себе держать?
– Позвонил Чалдону, попросил пристрелить их всех.
– Логично... А в Москву зачем приперся?
– А как же? Дело делать надо.
– А зачем же ты мне говорил, что Варя плоха? А теперь говоришь, что все в порядке.
– Да в порядке она, в порядке, - испуганно бубнил Крутой.
– Пугал я вас просто. Не для того мы ее... Ради денег только... Отпустили бы, если бы вы заплатили...
– И сколько же вы хотели с меня содрать, если не секрет? .
– Мы спорили... Валерий Иванович предлагал сто миллионов. Яков соглашался, а я считал, что загнули, говорил, что пятидесяти хватит. Ну, сошлись на семидесяти пяти.
– Добрый ты, однако, - усмехнулся Раевский.
– Карман мой жалеешь. А твой Валерий Иванович прав, я бы и больше заплатил. Дочь ведь она мне, единственная дочь, понял ты, горилла безмозглая? Ну, моли бога, чтобы с ней все было в порядке, а то мать проклянешь, что родила тебя. Пока она не найдется, с нами будешь, в нашей тюрьме. У нас лучше, чем в Бутырке. А сейчас пересядешь в другую машину, - произнес Раевский.
– Не могу с тобой рядом находиться. Воняет от тебя очень уж круто, с бабы же тебя сняли.
– Не успел он, - добавил Генрих.
– Это плохо, - покачал головой Раевский.
– Теперь уже никогда не кончишь, разве что только в кулак. Давай вылезай, тащите его в ту машину, - указал он на белую "Ауди", где сидели Юра и Саша.
Крутого пересадили в "Ауди", а в "Мерседес" пересел Сергей.
– Не признался, что убил Олега?
– процедил сквозь зубы Сергей.
– Говорит, что не он. Не горячись, он еще не все нам рассказал. Он ответит по полной программе, ты не беспокойся. Но сейчас главное спасти Варю. И снова не натворить ошибок. На этом этапе мы все, полагаю, сделали, что могли...