Свинцовый закат
Шрифт:
– Может, апостол блефует? Надеется, что едва мы увидим его свиту, так сразу дернем от нее на север, в парк, пока она нас не заметила?
– Может, и так, – согласился Тимофеич, но без особого энтузиазма. – Однако блеф – это опять же слишком по-человечески, ненадежно, а нам противостоит существо, которое мыслит иными категориями. Вряд ли оно станет полагаться на авось. Скульптор был непомерно силен и оттого дрался бесхитростно и прямолинейно. Отчего и пострадал. Искатель слабее его, но на порядок хитрее. Его ты уже на «Кукарачу» не возьмешь. К таким врагам нужен иной подход.
– Какой?..
Ответить компаньон не успел,
Это могла быть обыкновенная провокация, направленная на то, чтобы мы обнаружили себя. Но поскольку раскольники рано или поздно все равно сунутся в кинотеатр, значит, таиться нам больше не имело смысла.
– Огонь! – скомандовал Кальтер, после чего отбросил маскировочную сеть, схватил стоявшую под рукой винтовку и выпустил в каждого бегуна по две пули. Громилы неслись вперед по прямой, быстро приближались, и попасть в них майору было несложно. У того врага, что наступал с моего фланга, в мгновение ока исчезла левая височная доля черепа и оказалось прострелено навылет плечо. Бежавший прямо на Тимофеича «буян» получил одну пулю точно в лоб, а другую – в шею. Я тоже собрался внести свою лепту в уничтожение этой парочки, но, завидев, с каким похвальным результатом отстрелялся компаньон, решил поберечь патроны до следующей вражеской атаки.
Однако вместо того чтобы грохнуться и покатиться по земле, «спринтеры» лишь покачнулись и, не снижая темпа, помчались дальше. Оба наполовину обезглавленные, но не испытывающие в связи с этим совершенно никаких неудобств. Я и прежде подозревал, что приближенным к Монолиту мозги, в принципе, уже не нужны, и вот получил этому неоспоримое доказательство.
Кальтер, естественно, не пал духом и вновь попытался если не прикончить, то хотя бы обездвижить живучих бегунов. Упершись для устойчивости плечом в простенок, я ухватил «Вальтер» обеими руками и тоже взялся шпиговать свинцом того противника, которого было сподручнее держать на мушке. Из десятка сделанных мной выстрелов половина угодила в цель, но из них лишь два нанесли раскольнику повреждения. Первый попал ему в бедро, а второй откромсал от его уже надкушенной головы еще один кусок. Теперь она была полностью лишена верхней части вместе с глазами и мозгом, отчего вкупе с уцелевшими ушами стала походить на конфетную вазочку с ручками. И эта, мать ее, ходячая вазочка продолжала напрочь игнорировать наши пули, неумолимо приближаясь к «Прометею», как торпеда к борту не успевшего уклониться линкора.
Обладателю более точного оружия и глазомера, Тимофеичу повезло больше, чем мне. Быстро смекнув насчет чудесной неистребимости «буянов», он сосредоточил огонь на ногах своей цели и сумел в результате перебить противнику сначала одно колено, а затем, когда тот споткнулся, и второе. Какой бы дерзкий вызов ни бросали жертвы Искателя природе своей феноменальной живучестью, пренебречь законами анатомии им было не под силу. Так что пропетая мной вчера на берегу песенка о разучившемся бегать покалеченном таракане в равной степени касалась и переродившихся в монстров раскольников.
Обезноженный Кальтером громила распростерся на траве в дюжине шагов от кинотеатра
Приземлилась и сразу рассыпалась в прах, оставив вместо себя лишь горку серого пепла! А вслед за этим подобная участь постигла и ползуна. Он забился в конвульсии, захрипел и за считаные секунды покрылся с головы до ног кровоточащими язвами. После чего столь же быстро обратился в пепел, как будто угодил в эпицентр ядерного взрыва. Трава под каждой из кучек посерела, и серость эта взялась прямо на глазах расползаться во все стороны, словно пущенный по земле пал. Не было, однако, заметно ни дыма, ни огня, хотя при той скорости, с какой разрастались горелые пятна, возле «Прометея» должен был уже полыхать настоящий пожар. А две проплешины вскоре слились в одну, которая продолжила увеличиваться в размерах, метр за метром приближаясь к фасаду кинотеатра.
– «Пепельница»! – воскликнул я, узнав аномалию, что еще позавчера встречала сталкеров на южной окраине Припяти, но к моменту нашего прибытия успела исчезнуть. – Если она дойдет до здания, ему хана! И нам тоже! Стоит только задеть эту дрянь даже кончиком пальца, и она превратит тебя в порошок за пару часов!
– В кинозал! – скомандовал Кальтер, но, подскочив к лестнице, тут же отшатнулся назад, словно кто плеснул в него оттуда кипятком. – Поздно, черт!..
Бросившись за компаньоном и чуть было не врезавшись в него, я глянул вниз и тоже заметил, что пол фойе уже почти весь покрыт серым дерьмом, которое начинало взбираться к потолку по колоннам и стенам. Валяющийся на полу хлам оседал и растворялся в «пепельнице» подобно таящему на сковороде маслу, и за ним грозил вот-вот последовать сам «Прометей». Аномалия шутя пожирала кирпичи, бетон и арматуру, и как только основание здания будет подточено, оно развалится еще до того, как губительная серость доберется до второго этажа.
– Назад! – оперативно поменял тактику майор, толкая меня к ведущей на крышу кинозала двери. – Придется прыгать!
Не имея возражений, я метнулся к запасному выходу и едва не сорвался в дыру, разверзшуюся в полу прямо передо мной. К счастью, она оказалась небольшой, и перепрыгнуть ее не составило труда ни мне, ни Тимофеичу. Основную опасность для нас представляли края провала – сереющие и осыпающиеся. Взрыв разметал останки громилы по всему фойе, породив таким образом десятки мелких быстро растущих «пепельниц», поэтому ей и удалось так быстро отвоевать у нас первый этаж.
Глянув на бегу в окна, мы заметили, что наружная аномалия уже накрыла все пространство перед входом в «Прометей», а семеро раскольников, разбившись на две неодинаковые группы, двинули обходить ее справа и слева. Чтобы не очутиться аккурат у них перед носом, нам требовалось пробежать поверху зрительного зала до его противоположного края и только там соскочить на землю. Это, естественно, не ускользнет от глаз врагов, чей маневр действительно не оставлял нам выбора, вынуждая отступать в парк.