Свирепый
Шрифт:
— Хорошо, — щебечет Ванесса.
Пара уходит по коридору.
— Разве мы не должны сказать ей, чтобы она оставила дверь открытой или что-то в этом роде? Мне кажется, я слышал, что так поступают родители.
— Через несколько месяцев ей исполнится восемнадцать. Этот корабль отплыл.
— Я все пропустил, — говорю я, чувствуя тяжесть в животе.
Ванесса возвращается к записям.
Я немного подсчитываю в уме, отсчитывая назад девять месяцев до…
— Крыша.
— Что?
Я ставлю локоть
— Та ночь на крыше. Тогда мы зачали Хейван?
Ночь была наполнена жарой и голодом, но я помню это как самое романтичное событие, которое мы когда-либо разделяли. Мы ели пиццу во внутреннем дворике на крыше дома ее родителей. Лежа на одеяле под облаками, мы искали звезды и говорили о нашем будущем. Это было вечером перед моим отъездом в колледж, и она волновалась, что мы отдалимся друг от друга. Я пытался доказать ей своими словами, а затем и своим телом, что я с ней надолго. Что ни одна женщина никогда не сможет соблазнить меня так, как это сделала она. Произнесенные шепотом слова любви и преданности наполняли воздух, пока я входил в нее медленно, глубоко и со всем намерением мужчины, полностью отдавшегося одной девушке навсегда.
— Да. Это была та самая ночь.
Это не была последняя наша ночь вместе. Я вернулся домой через две недели, и мы снова занимались любовью, но почему-то я знал, что та ночь будет особенной. Знал, что бы мы ни сделали, что бы ни обещали, это останется на всю жизнь.
— Могу я спросить тебя кое о чем? — говорит она. — Ты никогда не задавался вопросом, родила ли я ребенка?
Я говорю ей честно, потому что это то, чего она заслуживает.
— У меня никогда даже не возникало мысли что ты не прервешь беременность. Я действительно думал, что ты была помешана на своем плане относительно Стэнфорда.
— Если бы ты знал, что я оставила ее...
Господи, что я должен сказать? Я был двадцатилетним парнем, которому казалось, что весь мир у его ног. Не думаю, что я бы бросил Гарвард, чтобы вернуться домой и играть в заботливого отца. Я любил Ванессу так сильно, как только мог тогда, но не был готов отдать свою жизнь ради кого-то.
— Все в порядке. Тебе необязательно отвечать на этот вопрос. — Прохладные нотки в ее голосе подсказали мне, что она правильно истолковала мое молчание.
— Мне жаль.
— Спасибо, — говорит она, взгляд мягок, а улыбка немного грустная. — Думаю, мне нужно было это услышать.
Твою мать. Ее слова — удар кулаком в грудь.
— Если на то пошло? Мне тоже жаль. Наверное, мне стоило рассказать тебе о Хейван. Я просто не хотела, чтобы ей было больно. Не хотела, чтобы снова было больно мне. — Она опускает подбородок и кусает губу.
У меня за ребрами все болезненно сжимается.
Отреагировал бы я по-другому, если бы Хейван появилась в моей жизни десять лет назад? Разбил бы я сердца им обоим?
— Ты поступила правильно.
Ванесса хмурится и возвращается к своим записям.
— Думаю, нам стоит поговорить о том, что произошло вчера вечером. — Сегодня утром она сказала, что этого больше не повторится. Было ли это правдой или она сказала это для Хейван? Потому что мысль о том, что Ванесса будет так близко, а я не смогу прикоснуться к ней, поцеловать ее, станет худшей пыткой и испытанием моего самоконтроля, которого, как известно, у меня не так много.
— Я слишком много выпила, — говорит она в свое оправдание. — Я плохо соображала.
— А я нет. — Я наблюдаю за тем, как на ее лице отражается правда.
— Хейс, — мягко говорит она. — Я признаю, прошлая ночь была... — Она выдыхает, и клянусь, что вижу, как дрожат ее плечи.
— Ничто по сравнению с тем, что могло бы быть, — заканчиваю я за нее.
Ее глаза расширяются.
— Мы не можем вот так просто дурачиться.
— Почему нет?
Она лжет сама себе, если думает, что то, что мы делали прошлой ночью, было просто дурачеством, но это разговор для другого дня.
— Эм, потому что мы ответственные взрослые люди.
Я наклоняю голову, прищуриваясь.
— Взрослым ответственным людям обязательно нужно иногда дурачиться. — Она выглядит чертовски красивой прямо сейчас. Свежее лицо и румянец, пульс бьется на шее, как будто один этот разговор заводит ее. Я бы прямо сейчас прижал язык к ее горлу и провел дорожку до самого рта, если бы думал, что она мне позволит. — Откажись от монашества на пару недель.
— Я не живу как монашка.
Я поднимаю брови.
— У меня было много секса...
Я качаю головой, прерывая ее.
— Избавь меня от подробностей.
— Все, что я хочу сказать, это то, что мне хочется сделать то, что лучше для Хейван. А для нее лучше всего, чтобы я держала себя в руках...
— Лучше всего для нее, если ты будешь заботиться о себе, а это включает в себя предложение неограниченного количества оргазмов.
Ее губы приоткрываются на выдохе.
— Неограниченного?
Я чувствую, как уголок моего рта поднимается вверх.
Ванесса тяжело сглатывает, и ее взгляд опускается к моим губам. Она моргает.
— Нет. Нет. Я... не могу. Я... нет.
Она думает об этом. Смущается. Да, она хочет сказать «да». Но я буду играть в ее игру.
— Хорошо. — Я возвращаюсь к контракту на экране ноутбука. — Как хочешь.
Одно я знаю точно: к концу недели Ванесса будет выкрикивать мое имя.
ГЛАВА 19
Ванесса
— Что значит, он помогает тебе с контрактом?